[assell]

Это называется пару недель назад у меня появилось время )

Пути человеческие

На заявку: Т08-28 Эрик. Потерять память и способности, стать министром образования США.

Матчастное предупреждение: до начала 1980-х в Америке не было Министерства образования. Был Офис образования и здравоохранения. Министерского уровня он не имел.

Саммари: 1)В конце концов, все устроилось к наилучшей выгоде для нас обоих. Ты получил мир без Магнето, я получила Эрика Леншерра. Эрик Леншерр, правда, потерял себя, но кого это волнует, если каждый из нас добился своей цели
2) Не все действия являются тем, чем кажутся.


ЧАСТЬ I

Дурную репутацию Эрик Леншерр заработал себе сразу после того, как заявил в прессе, что детей он не любит, поэтому носиться с ними не собирается, а собирается заставить их, наконец, учиться, чтобы через пару десятков лет они не превратились в идиотов и не привели страну ко второму энергетическому кризису. Все обозреватели мигом заметили, что наиболее вероятный кандидат на должность главы Офиса образования совершенно ясно дал понять, кем именно он считает тех, кто привел Америку к первому.

В другое время такие заявления похоронили бы карьеру любого политика, но после экономического спада и уотергейтского скандала общество жаждало жестких решений и твердой руки. Неудивительно, что субъект с кривой улыбкой и холодными глазами пришелся им по душе. Демократическая партия, правда, была в ужасе, некоторые даже подумывали о публичном словесном линчевании. К счастью для Леншерра республиканцы успели с линчеванием раньше, и Картер, всерьез рассчитывающий на пост президента после Никсона, мгновенно решил оказать Леншерру поддержку. Уж больно удобно было на все выпады политических противников про неуважение к традициям, тыкать их носами в Уотергейт.

Спустя пять лет демократы по-прежнему оказывали Леншерру поддержку, хотя от его выступлений их по-прежнему бросало в холодный пот. Однако проведенные реформы оказались настолько успешными, что никто не рисковал избавиться от него, боясь потерять электорат из малообеспеченных слоев, которые больше всего выигрывали от нововведений.

Любви к Леншерру со стороны политиков, впрочем, не прибавлял даже растущий рейтинг демократов. И на одной из пресс-конференций журналист "Вашингтон пост" с удовольствием это озвучил. "Любовь моей целью никогда не была", - коротко отрезал министр, даже не дослушав до конца.
Тема взаимоотношений Леншерра с коллегами по работе и партии была закрыта.

*

Когда после обсуждения проекта бюджета Эрик Леншерр, злющий как черт, влетел к себе в кабинет, и обнаружил там лысого типа в инвалидном кресле и синего мохнатого зверя, даже выдержка публичного политика не заставила его выдавить из себя доброжелательное приветствие. Вместо этого, кинув один внимательный взгляд на колеса инвалидной коляски, Леншерр очень четко подумал: «Какого хрена?», но вызывать охрану не стал.

Его секретарь Лили Дагсворт продолжала деловито набирать на машинке утренние заметки, не собираясь объяснять, откуда в кабинете взялось двое посторонних. Если бы речь не шла о его личном Цербере в юбке, Эрик бы решил, что свою роль в этом чуде сыграла коробка конфет или флакон духов. Он захлопнул двери.

- Господа, у меня сложилось впечатление, что в нашей переписке мы уже обсудили все вопросы. Мне неясна цель вашего визита.
- У меня сложилось впечатление, - лысый тип развернул кресло к столу, прослеживая глазами путь Леншерра – дверь, шкаф, бар, окно - по кабинету, – что между нами существует взаимное недопонимание, которое можно устранить при личной встрече.

Голос типа звучал с мягким укором, словно злой сарказм первой фразы Леншерра был лишь неумным ребячеством. Брови Леншерра, который в этот момент распахивал шторы, полезли вверх. Подумав мгновение, он решил оставить без внимания это проявление нахальства и принялся раскуривать сигарету.
- И поскольку вы сказали вашему секретарю, что для нас заняты всегда, - невозмутимо продолжил визитер, - нам пришлось пойти на крайние меры. Но я хотел бы сначала представиться.

- В этом нет необходимости. Вы, - Леншерр махнул рукой с зажатой сигаретой, - Чарльз Ксавьер, директор единственной в своем роде школы для мутантов и любимчик ЦРУ. Вы, - кончик сигареты теперь был направлен на синего, – Хенк Маккой, выдающийся ученый, количество наград которого вполне возможно превышает количество книг в этой комнате.

Телепатию Ксавьера и внешний вид Маккоя Леншерр умышленно не упомянул. Он не слишком надеялся, что гости ограничатся разговором о погоде и уйдут, но ему малодушно хотелось оттянуть начало утомительной дискуссии.
- Вы забыли упомянуть, что я телепат.
- Я знаю.
- Вы меня не боитесь?
Безотчетно Леншерр шагнул к столу, затем обратно к окну. Там он заставил себя остановиться и докурить. Когда он был чем-то взволнован или увлечен, запертая внутри энергия требовала выхода и заставляла метаться по кабинету от стены к стене. Для журналистов эта привычка превращала общение с ним в ад. Все время казалось, что Леншерр с трудом выносит общество собеседника. Видимо, поэтому лысый профессор смотрел на него так напряженно. Боялся, наверное, пропустить момент, когда он дернется в другую сторону.
Наконец, Леншерр сел в кресло. Окурок он при этом выкинул куда-то под стол, проигнорировав пепельницу.

- Я могу прямо сейчас отдать распоряжение ввести в школах предмет…, - он хлопнул освободившимися руками по подлокотникам кресла, - назовем его "социология общества" и попрошу наших военных разработать для него программу. Полковника Синклейра, например. Этот достойный офицер считает мутантов раковой опухолью здорового организма, которым является общество людей. Через 10-15 лет это самое общество будет состоять из детей, поступивших школу в этом году. Вы меня не боитесь?

Мутанты переглянулись. Леншерр с мрачным уважением отметил, что ни одному из них не захотелось посмеяться. Мало кто из его знакомых понимал, насколько мощным оружием могло стать образование в умелых руках. К счастью, мало у кого хватало ума заглянуть на три поколения вперед. Или дело было не в уме, а обычном человеческом нежелании заглядывать на столетия вперед, поскольку большинству из тех, с кем он работал, предстояло умереть лет через 20-30.

Профессор почему-то улыбнулся.
- Я бы мог заставить вас сделать то, что мне выгодно.

- Вы проиграете, даже если сделаете меня пламенным борцом за права мутантов, - Леншерр ухмыльнулся. - Я почти уверен, что где-то в этом кабинете ваши друзья цэрэушники уже давно спрятали несколько микрофонов. И когда они прослушают записи, вряд ли порадуются вашему поступку. Вы собственными руками вручите им долгожданное доказательство своих враждебных намерений. Думаю, мои друзья военные будут в восторге.

Все дело в равновесии. Желание любого мутанта жить среди людей означало, что он заинтересован в реакции общества. Такой мутант не только не станет нарушать законы людей сам, такой мутант сделает все, чтобы эти законы не нарушали другие мутанты. И пока перепуганное общество будет следить за хорошими мутантами, хорошие мутанты за плохими, а плохие за обществом людей в ожидании нового удара, управлять ими будут те, кто сумеет остаться за пределами этого замкнутого круга. Судя по взгляду профессора, он все это прекрасно понимал. И принимал - то ли был уверен, что сможет в любой момент положить конец всем возможным манипуляциям, то ли, что сумеет переиграть манипуляторов.

Инициативу подхватил до того молчавший синий Маккой.
- Послушайте, мистер Леншерр. Мы бы хотели изложить вам свое предложение. Мы понимаем, что стихийно смешивать в школах мутантов и обычных детей нельзя. Мутантов пока слишком мало, и отношение к ним… сложное. Но мы могли бы начать с одной школы в каждом штате. Мы бы могли…

Леншерр перевел взгляд вниз на бумаги, утвердительно покачивая головой. Часть аргументов он уже знал из затянувшейся переписки со школой Ксавьера. Нельзя было не признать, что доводы были довольно разумны. Однако у него были свои резоны отвечать отказом - ничуть не менее разумные. В какой-то момент Эрик даже отвлекся и пропустил, как Маккой перешел к правительству, обещавшему содействие в открытии новых школ при отсутствии «неблагоприятных инцидентов». Он даже знал, кто мог сказать подобную чепуху. Республиканский кабинет доживал последние дни, но кое-кто там с маниакальным упорством хотел избавить его от поста, уповая на начало неприятностей. Одновременно они надеялись получить поддержку мутантов. Леншерр готов был поставить на кон свою зарплату – ни один из этих великодушных политиков не решится пообещать подобное открыто. Иначе прямо перед выборами они лишатся и той поддержки избирателей, что у них есть.

- Мне жаль вас разочаровывать, но если правят этой страной выпускники Йеля и Гарварда, то живут в ней – выпускники простых государственных школ. И их интересы обычно не совпадают. Политики могут говорить, что угодно, но учиться ваши детки будут не в одном классе с их отпрысками. И, кстати, чтобы перевести наш разговор в практическую плоскость, о которой вы забываете, господин Маккой. В Америке 50 штатов плюс округ Колумбия. Вы знаете, сколько мутантов сейчас поживает в Америке, чтобы быть уверенным, что в классе они составят хотя бы половину?
- Нам предлагают ввести регистрацию, - спокойно объяснил Маккой. Леншерр поморщился.
- И как это должно работать?
- Все мутанты будут приходить в центры регистрации, которые откроют в каждом городе. Это позволит составить представление об их численности и способностях.
- Очень умно.

В висках у Леншерра заныло. Он с тоской подумал о приближающемся приступе головной боли и сделал так, как советовал врач: опустил голову и попробовал на несколько секунд отвлечься от всех мыслей. Какое ему дело до того, что этих идиотов заманивают в банальную ловушку? Интересно, когда их попробуют загнать в резервации, как индейцев, они тоже пойдут туда по доброй воле? Отвлекаться таким образом, все равно, что не думать о белом слоне. Леншерр постарался незаметно перевести дыхание. Не бойтесь приступов головной боли, но и не провоцируйте их, говорил его врач. Просто старайтесь держать себя в руках и не давайте воли эмоциям. Заставляйте себя думать о нужных вещах. Например, о том, что если замысел республиканцев привлечь мутантов в качестве союзников провалится, они всегда смогут вменить себе в заслугу их регистрацию. Списки пересчитанных и учтенных мутантов дадут людям ложное ощущение контроля над ситуацией. Что, несомненно, здорово поднимет рейтинг «большой старой партии».
Вслух, однако, Леншерр сказал совершенно другое.

- Вы знаете, сколько самоубийств только среди обычных детей происходит по стране из-за насмешек одноклассников? У меня есть статистика. Не желаете ознакомиться? – не до конца подавленное раздражение, все же нашло выход, когда он швырнул мутантам папку через стол. – И я уверен, что это в лучшем случае вершина айсберга. Поэтому нет. Никаких мутантов в моих школах и университетах. Мне только не хватало под моими окнами демонстраций родителей, чьих безголовых чад покалечили выведенные из себя издевательствами одноклассники-мутанты.

Леншерр напоролся на взгляд лысого профессора, как на нож. Вот это он больше понимал, чем любовь ко всему живому, которой по слухам этот тип отличался.

- От того, что покончит с собой один мутант, демонстраций не будет, но ребенок все равно умрет.
- Я рад, что вы это понимаете профессор, – Леншерр ответил жестко и тяжело, надеясь, наконец, что это вынудит Ксавьера показать то, что прячется за тихим голосом и доброй улыбкой – а то мне стало казаться, что в стремлении достичь своей цели, вы стали об этой мелочи забывать.

Уже договаривая фразу, он понял что ошибся. Сила снова уходила внутрь, оставляя после себя спокойное лицо и напряжение в глазах.
- Этого можно будет избежать, если в первых школах тщательно отнестись к подбору учеников.
- Любая школа, даже элитная, это джунгли со своими правилами выживания. И зачастую эти правила не слишком привлекательны со стороны.
- Детей можно научить.
- Вы можете попытаться. Начните с малого. Попробуйте устраивать экскурсии для обычных человеческих детей в вашу школу, профессор. Посмотрим после какой по счету шуточки про урода, ваше терпение закончится. Хотя этого мы рискуем не узнать, потому что терпение какого-нибудь излишне чувствительного мутанта закончится раньше, и он покалечит издевающегося придурка. И тогда дело опять закончится демонстрациями и призывами под моими окнами. А я не смогу даже убедительно врать им по телевизору, так как в этом случае буду полностью на стороне нашего гипотетического мутанта.
- Люди лучше, чем вы думаете.
- Раз в неделю я обедаю с генеральным прокурором и слушаю истории из его профессиональной практики. Каждый раз я убеждаюсь, что нет, не лучше.
- Послушайте, Эрик… - брови Леншерра снова потянулись вверх. Не то чтобы его раздражало, когда его называли по имени, но панибратства от незнакомых людей он не терпел.
- Профессор, я успел оценить ваше обаяние, но я бы попросил обойтись без излишней фамильярности.
- Я прошу прощения, - лицо Ксавьера на мгновение исказилось, будто рябью пошло, – Мистер Леншерр, несмотря на все инциденты, которые случались между людьми и мутантами в прошлом, мне не раз приходилось убеждаться, что люди готовы нас принимать. Пока, возможно, немногие, но если мы сумеем дать им привыкнуть к мутантам, заставить их понять, что любые сверхспособности сами по себе неопасны, их число непременно возрастет. Я не думаю, что девочка, умеющая проходить через стены, опасней генерала, в распоряжении которого ракеты с ядерными боеголовками.

- Для телепата вы на удивление плохо разбираетесь в человеческой природе, – Леншерр хмыкнул, - Обычные люди плевать хотели на генерала и боеголовки. Генерал находится в Вашингтоне, и они даже не знают, как его зовут. Зато они прекрасно знают мутанта Билли. Они живет по соседству и умеет перемешаться в пространстве. И чем черт не шутит, однажды он переместится к ним в дом и обязательно стащит что-нибудь ценное.

Профессор покачал головой. Леншерр ждал, что он сейчас начнет рассказывать про людей из международных организаций, правительства и даже ЦРУ, которые совсем не такие, которые искренне желают мутантам помочь. Но вдруг понял, что не слышит голоса, что все эти женщины и мужчины – образы, которые появляются у него прямо в голове. Момент осознания он запомнил очень четко. Чистого и ясного осознания того, что происходит, и почему пальцы профессора прижаты к виску. А потом на Эрика обрушилась боль.

- Вон из моей головы. Немедленно!

Лицо Леншерра покраснело, вены на висках вздулись. Он сжал голову, стараясь стиснуть боль в тиски и взять под контроль. Перед глазами мелькнула ошарашенная физиономия Маккоя, и бледное непонимающее лицо профессора.

Приступ отступал медленно, как прибой. В какой-то момент Леншерр сумел, наконец, глубоко вздохнуть и неуверенно потер руками глаза. Наверное, сейчас он являл собой довольно прискорбное зрелище, но его это мало волновало. Леншерр устало и с явной неприязнью посмотрел на Ксавьера. Однако, когда заговорил, его голос был совершенно бесстрастен, разве что немного глуховат.

- Прошу прощения, обычно я не так легко теряю самообладание. Наш разговор закончен, господа. Нам больше нечего сказать друг другу.

*

- По-моему, характер у него после потери памяти испортился окончательно. И людей он больше любить не стал. Одно хорошо, теперь последствия его действий куда менее разрушительны.
- Да
Хенк покосился на едущего рядом Чарльза. Одно из колес кресла съехало на гравий и теперь издавало тихий шуршащий звук.
- Но, может, он и прав. Может, слишком рано для таких школ.
- Может оказаться, что уже слишком поздно, - Ксавьер смотрел прямо перед собой. - Чтобы сформировать точку зрения общества, нужно несколько поколений. Вполне вероятно, мы безвозвратно упустили нужный момент.
- И что нам делать? Без его помощи в Америке не открыть ни одной школы и не поменять программу. Даже президент предпочтет самоустраниться от этого вопроса, чтобы не навредить своему имиджу. Скоро выборы. И никто не рискнет своим рейтингом сейчас, начиная настолько ненадежное и опасное мероприятие. Ну да… - Хенк кивнул сам себе, предвосхищая ответ Чарльза - кроме Магнето.
- Кроме Эрика.
Хенк так и не понял, повторил ли Чарльз его вывод или поправил его. Лицо Чарльза было нечитаемо, руки, лежавшие на подлокотниках кресла, сжаты.

Маккой ускорил шаг. Он так надеялся все эти годы, что этот момент не наступит. Но, похоже, спустя восемь лет после того, как Профессор Икс заблокировал Магнето память и способности, Чарльз Ксавьер, наконец, ощутил все последствия этого поступка. Не для мира - для себя самого.

*

За окном служебной машины смазанными кляксами мелькали зажженные фонари. Темной влажной полосой ложилась под колеса полоса асфальта. Дорога была ровной, словно яичная скорлупа, и Леншерр, устроившийся на заднем сиденье с портфелем на коленях, боролся с желанием закрыть глаза. Он знал, что стоит ему задремать, и, вернувшись домой, он до утра промучается бессонницей. Бороться с собой помогало пощелкивание коробки передач, время от времени раздававшееся в салоне. Это Лео – водитель Леншерра – подтормаживал перед очередным светофором.

Они проехали по мосту Сауза и свернули на Массачусетс-авеню. Проводив взглядом очередную тень, обдавшую салон светом фар и почти сразу исчезавшую в темноте, Леншерр вдруг вспомнил своего заместителя Джона Кокса, занимавшегося надзором за здоровьем населения. Этого прагматичного человека угораздило связаться с какой-то канадской организацией под названием «Гринпис». И все в Офисе, включая Леншерра, теперь вынуждены были слушать о выступлениях этого «Гринписа» против применения ядерного оружия. Здравый смысл еще не изменил Коксу до такой степени, чтобы в условиях холодной войны с СССР присоединиться к этим протестам, зато экологию он отстаивал с удвоенной силой. Удачно совместив свои должностные обязанности с новым увлечением, он теперь в отчетах, которые передавал Леншерру, уделял самое пристальное внимание загрязнению окружающей среды. «Только представьте, количество автомобилей вырастает каждое десятилетие в три раза! И если в 20-х годах их было лишь 56 тысяч, то можете посчитать, сколько их сейчас! Что мы оставим своим детям?». «Как минимум, хорошо развитую отрасль машиностроения», - пробормотал Эллиот Ричардсон, услышавший как-то конец фразы. И в этом Леншерр был полностью согласен с министром торговли, хоть тот и был республиканцем.

Двигатель коротко взрыкнул – Лео решил нарушить правила, добавив газу – и уже через несколько минут они поворачивали на Форт-Дэвис-Драйв, где в стороне от жилого района стоял дом Леншерра. Лео притормозил возле калитки под деревьями.
- Заехать за вами в семь, сэр?
Это были первые слова шофера за всю дорогу.
Эрик оглянулся на темные окна дома и уже собрался было кивнуть, как вдруг заметил приоткрытые двери гаража.
- Нет, Лео, к восьми. Спасибо.

Предчувствие Леншерра не подвело. В гараже обнаружился красный «понтиак» Бран. Машина по-хозяйски занимала все свободное пространство, уткнувшись скошенным носом в стену. На заднем сиденье валялась забытая сумочка.

Бран он нашел в зале. Ее силуэт – профиль, осанка, руки на коленях – четко вырисовывался на фоне окна. В бледном свете луны ее лицо и кисти казались выбеленными мелом. На груди тускло поблескивал крупный кулон, с которым она не расставалась даже по ночам. Леншерр щелкнул выключателем. Бран обернулась. Она не щурилась, не суетилась, не кинулась к нему – пленительная статуя, с обращенным к нему взглядом. Даже сейчас вдали от судии и слепящих софитов, она выглядела так, будто только закончила фотосессию. Неудивительно, что за любую ее фотографию ведущие модные журналы были готовы развязать маленькую кровопролитную войну.

Наверное, поэтому Леншерр до сих пор не женился на ней, хотя они встречались уже больше пяти лет. Он просто не мог представить себе Бран в домашнем платье, которая ждет его с работы, готовит кофе по утрам, а по вечерам оставляет на столе ужин с запиской рядом: «разогрей и поешь».

Такие женщины пахнут ванилью и выпечкой. Женщина, которая немигающим взглядом наблюдала, как он приближается к ней, пахла дорогими французскими духами и роскошью. У нее были длинные ноги, которые заставили бы рыдать от зависти Грейс Келли, и выразительные глаза, которые мода на стрелки превращала в два бездонных колодца. Она могла бы с легкостью покорять Голливуд с такой красотой, но вместо этого ждала его. Не листала журналы, не смотрела телевизор, не разговаривала по телефону. Просто сидела и ждала. С терпением хищницы или солдата. Иногда эта женщина казалась ему стрелой, пущенной в цель, траектория которой просто совпала с его жизнью.

Статуя, наконец, опустила длинные ресницы и улыбнулась, оживая.
- Ты сегодня рано.
У Бран был странный голос. Недоброжелатели называли его неживым, будто у механической куклы.
- Ты же собиралась остаться у себя.
- Ты против?
Она подошла сзади и помогла снять пиджак, мимоходом погладив Эрика по плечам.
- Нет. Совсем нет.
Эрик подумал, что можно было бы поцеловать ее, провести рукой по бедру и без лишних слов перейти в спальне к более приятным вещам. Но остался стоять, закатывая рукава рубашки.
- У меня сегодня были неожиданные посетители. Произвели на меня большое впечатление.
Барн прильнула к нему на мгновение.
- Опять бы приступ?
- Да, – Леншерр поморщился. Руки Бран ослабили галстук и слегка прошлись по его груди
- Что-то случилось?
- Я, наконец, лично познакомился с Чарльзом Ксавьером.
- О.
- О? - Лешнерр аккуратно отвел застывшие руки Бран и сам стянул галстук, – и это все?
- А что еще я должна сказать?
- Ты так настойчиво советовала мне встретиться с ним, что я надеялся на более живую реакцию.
- Я не вмешиваюсь в твои дела, Эрик.
- Бран, не играй со мной в эти игры.
Она могла бы попытаться увлечь его в постель, уклоняясь от ответа, но вместо этого посмотрела в упор, словно определяясь с решением. В глубине ее глаз мелькнули и погасли золотые искры. Наконец, Бран медленно улыбнулась, признавая поражение.
- Да, я хотела, чтобы вы встретились. Ксавьер – лидер мутантов. Я хотела, чтобы ты посмотрел на него.
- Ты заинтересовалась политикой или мутантами?
Это было что-то новое. До сих пор Бран не испытывала интереса к политическим хитросплетениям его работы. Или он ошибочно принял за равнодушие умение наблюдать и молчаливо делать выводы?
- Ты не можешь не признать, что мутанты довольно любопытны, Эрик.
- Не для меня. И не сейчас.
Леншерр потянул блузку из юбки и провел ладонью под тканью, притягивая женщину к себе. Бран обняла его, подаваясь вперед.
-А если бы ты узнал, что я мутант, это бы тебя заинтересовало?
- И какие способности ты скрываешь?
- Умение воплощать любые мужские мечты?
- С этим я смогу смириться, - сухо ответил Леншерр. Ему все меньше нравился этот безобидный обмен шутками.
- А если бы на самом деле, я была синего цвета и покрыта чешуей, ты бы смог смириться с этим?
- Это правда?
- А что, если да? - Бран откинула голову, позволяя рассмотреть идеальную линию шеи – Такой я бы тебе не понравилась?
- Мне не нравится, когда мне лгут.
Глаза Бран опять сверкнули золотом.
- Я знаю.

*
Ее разбудил звук отъезжающей машины. «Эрика забрали на работу» - мелькнула не до конца оформившаяся мысль, но на всякий случай Бран нащупала будильник на тумбочке и поднесла его к глазам. Часы показывали без десяти восемь. Молодая женщина перевернулась на живот и еще какое-то время лежала без движения. Ее взгляд упирался прямо в окно, закрытое листвой и ветками дерева. Под порывами ветра одна из веток с яблоком на конце раскачивалась и с глухим стуком ударялась о стекло. Бран не любила яблоки.
Она встала, почти по-военному быстро оделась, поправила подушки, застелила постель. Перед уходом еще раз внимательно осмотрелась. Двуспальная кровать с двумя низкими тумбочками по бокам и голые стены, на одной из которых висел небольшой пейзажик, напоминали безликий гостиничный номер, идеально прибранный безликими горничными. Леншерр прожил в этом доме несколько лет, но воспринимал его лишь как место, чтобы выспаться и принять душ между рабочими днями. Если бы в один прекрасный день дом вдруг остался без хозяина, ни один, даже самый дотошный детектив не смог бы ничего сказать о предпочтениях человека, который жил здесь. Появление Бран тоже ничего не изменило. Она не приносила с собой уюта - лишь запах духов, который бесследно исчезал уже через несколько часов.

Бран сварила себе кофе в кухне, такой же безликой, как и спальня. Периодически, она поглядывала на стрелки белых круглых часов, но не торопилась, продолжая все делать с прежней аккуратной точностью. Убрать за собой, расправить, уходя, салфетку на столе, запереть двери, вывести машину из гаража. Ей никогда не приходило в голову просить Леншерра прислать за ней шофера. Эрик брезговал злоупотреблять служебным положением даже по мелочам.

Попав по дороге в «зеленый коридор», Бран довольно быстро добралась до нужного места. Неожиданным препятствием стало отсутствие места для парковки на улице, но, поломав голову, она просто бросила свой «понтиак» перед входом в клуб «Бамбук».

Клуб «Бамбук» на пересечении Четырнадцатой улицы и Пенсильвании-авеню занимал примечательное место. До введения сухого закона здесь, между буфетом и прачечной, ютился знаменитый бар «У Шумейкера» или просто «У Шу», как с любовью называли его вашингтонцы. В 1955 году предприимчивый грек-эмигрант выкупил здание у частной библиотеки, прихватив часть магазина по соседству, и уже через несколько месяцев над обшарпанной бордовой дверью появилась вывеска «Бамбук». С тех пор здание клуба прочно делило первое место с фонтаном Умеренности в списке самых уродливых архитектурных сооружений Вашингтона. Хозяина не смущал ни Белый дома через пару кварталов, ни соседство через дорогу с министерством торговли и мэрией, ни даже притязания сети «Марриот» на лакомое место и обещания построить там суперсовременный отель. Хитроумный сын Эллады умел ценить подарки истории и не разбрасывался ими.
«Бамбук» стал достойным наследником своего великого предшественника. За его стойкой бармен смешивал водку с содовой и лимонным соком в коктейль «Рики», покоривший Вашингтон начала века, а в залах сидели посетители, которые принадлежали к элите города. Сюда, выпить кофе или пропустить пару стаканчиков за разговором, приходили сенаторы и кандидаты, демократы и республиканцы, военные и борцы за мир, журналисты, бизнесмены, их прекрасные спутницы и не менее прекрасные одинокие дамы, желающие такими спутницами стать.

Кроме бармена со стеклянным от усталости взглядом, Бран не увидела в зале ни души. Столики были сдвинуты к стенам, к одному из стульев кто-то прислонил швабру, рядом стояло ведро с водой.
- Мадам, мы еще закрыты, - охранник бесшумно, как привидение, появился у Бран за спиной, - если вы…
Он замолк и отступил на шаг, стоило ей показать карточку с логотипом клуба и едва заметным черным крестом в уголке.
- Вас провести?
- Спасибо, нет.
Бран прошла к самой сцене, затем толкнула рукой неприметную дверь сбоку.
На первый взгляд второй зал отличался от главного лишь синим цветом стульев, да приватными кабинками по периметру стен. Однако попасть сюда было намного сложней. Карточка постоянного посетителя с черным стилизованным крестом, служившим пропуском в «синий зал», стоила громадных денег и большого доверия хозяина, который присматривался к клиенту не один день прежде чем выдать заветный квадратик бумаги. Он был умен, этот грек, приехавший из Афин с тремя долларами в кармане, и понимал, что любая ошибка будет стоить ему не только состояния.
Легко лавируя между пустыми столиками Бран направилась к одной из кабинок, постояла перед ней немного, будто прислушиваясь к чему-то, а затем решительно распахнула дверь. В нос ей ударил крепкий запах табака. Две миловидные азиатки, льнувшие к черноволосому красавцу, испуганно оглянулись.
- Пошли вон, - коротко приказала им Бран.
Девушки мгновенно повиновались. Им совсем не хотелось оказаться втянутыми в ссору между двумя клиентами. Мужчина попытался было удержать одну из них, но она вырвала руку и с испугом поглядывая на Бран, поспешила уйти из кабинки вслед за своей подругой. И только тогда красавец, откинув правую руку ладонью вверх, произнес с сильным испанским акцентом.
- Кто ты и что тебе нужно?
Бран шагнула вперед и опустилась на стул - перетекла из движения в движение, как змея, соскользнувшая с дерева на землю. Глаза красавца на мгновение расширились, а с губ едва слышно слетело ругательство.
- Мистик.
- Риптайд.

*
Риптайд допил быстрыми глотками виски, поглядывя исподлобья на Мистик. Пустой стакан он выставил между ними, словно провел границу.
- Что тебе нужно?
- Переходишь сразу к делу? – металлические обертоны в голосе Бран-Мистик стали выраженней. Леншерр вряд ли узнал бы сейчас свою любовницу. У существа, которое сидело перед Риптайдом, была синяя кожа и короткие морковного цвета волосы. Ее грудь, бедра и лоб покрывала чешуя, а глаза без зрачков сияли чистым золотом. На Бран Коулсон, да и если уж на то пошло на человека, это создание было похоже лишь идеальными пропорциями фигуры.
- Мог бы теплее поприветствовать старую знакомую.
Ее рука легла на руку Риптайда, сгибая его пальцы, прижимая к ладони. Он дернулся, высвобождаясь.
- Я не рад тебя видеть.
Женщина только улыбнулась, демонстрируя ряд ровных зубов.
- Мне нужно встретиться с Эммой.
- Я не знаю, где Эмма.
- Ты знаешь, как найти Азазеля. А он знает, где Эмма.
При имени Азазеля глаза Риптайда вспыхнули.
- Почему бы тебе самой не попросить Азазеля? – акцент стал явственней.
- Может, я чувствую за собой вину и хочу ее загладить? - Мистик наклонилась над столом, приближая свое лицо к лицу Риптайда. Ее голос стал низким, хрипловатым, даже обольстительным, если бы неживые куклы умели обольщать – Думала, тебе будет приятно.
Риптайд отпрянул назад, будто наступил на скорпиона. Мистик расхохоталась.
- Скажешь ей, что я буду ждать в этом клубе послезавтра в два.

*
В двух сотнях миль на север другой мутант, неотличимый от человека снаружи, провел свое утро совсем иначе, чем Мистик. Чарльз Ксавьер лег в полночь, но, устав от бесплодных попыток заснуть, в три утра сдался и спустился в кабинет. Попробовал разобрать документы, но понял, что смысл написанного ускользает от него. Тогда он отъехал к окну, надеясь, что знакомый пейзаж хоть немного займет его и поможет скоротать последние часы до восхода солнца.
Ночь медленно отступала, и в предрассветной мгле уже просматривались смутные очертания парка. Очень скоро черные цвета должны были смениться серой дымкой, в которой клок тумана старой тряпкой провисит до самого рассвета. Затем он исчезнет, воздух станет прозрачным, и день полностью вступит в свои права. Начнутся уроки, неугомонные дети засыплют его вопросами и до самого вечера займут все его мысли. А пока Чарльзу приходилось мириться с тем, что на несколько часов он застрял в ловушке этого странного отрезка времени, когда сон и работа бежали от его одинаково, оставляя наедине с совестью и сомнениями.

Даже со своего места Чарльз видел на столе листок бумаги с синей шапкой Офиса образования. Официальный отказ на их просьбу за подписью Эрика Леншерра. Впору было смеяться над иронией судьбы: как бы ни менялись обстоятельства им с Эриком, похоже, суждено было оказываться по разные стороны баррикад. Этого не изменила даже новая жизнь Эрика без памяти и способностей.

Весь разговор Чарльз жадно всматривался в его лицо, пытаясь найти хоть тень узнавания, хотя бы смутное беспричинное беспокойство, но Эрик смотрел на него как на одну из тысяч докучливых забот – холодно и равнодушно. Профессор Икс выполнил свою миссию безупречно: память Магнето исчезла без следа. Чарльз Ксавьер никогда не думал, что это его настолько заденет.

Несмотря на то, что Куба разделила их, Чарльз привык, что Эрик при встрече никогда не оставит его без внимания.
«Считаешь себя если не всемогущим, то всеведущим, и поэтому решаешь за других?».
«У них есть выбор, Эрик».
«Лишь тот, который оставил им ты. Может, ты и всеведущ, но даже ты можешь ошибаться».
Привычные слова нанизывались бы на привычную нить разговора. Несмотря на пропасть между ними, которая только ширилась с годами, они так и не растеряли умение разговаривать. Чарльз продолжал искать – и находить – в Эрике хорошее, помогая помнить тому, что он может быть не только чудовищем. Эрик помогал Чарльзу не забывать, что грань между необходимостью изменить чью-то жизнь и желанием это сделать, куда тоньше, чем кажется.

Тоска души. Абстрактная материя. Невидимая эфирная субстанция, как описали бы ее ученые пару-тройку сотен лет назад. У Чарльза не было на нее времени. Он перенес потерю Эрика, как когда-то перенес потерю ног. И научился жить с еще одной фантомной болью, спрятав ее подальше в закоулки памяти и полностью переключив внимание на другие проблемы.

После исчезновения Магнето мирное сосуществование с людьми осталось единственной системой взглядов, подкрепленной наличием лидера и сильными сторонниками. Разрозненные группировки мутантов экстремистского толка никуда не делись, но они не были настоящим препятствием к успеху, которого теперь ожидал Чарльз Ксавьер. Однако через несколько лет он неожиданно для себя убедился, что отношения мутантов с людьми замерли на месте.

Чарльз сделал все, что мог. Его ученики сотрудничали с правительством, участвовали в научных исследованиях, Хенк Маккой даже начал работу в международной организации среди людей. Блестящие достижения, если бы не власти, решившие, что с проблемой мутантов они уже разобрались. «Правильным» мутантам после этого полагалось знать свое место и действовать строго в соответствии с Положением 270, которое стало чем-то вроде Билля о правах для мутантов – не признанным, однако, юридическим документом ни одним судом страны. А с «неправильными» мутантами - безумцами, мечтающими о захвате мира, обычными преступниками и просто недовольными – должны были разбираться Профессор Икс и его команда. Военизированное подразделение 270, созданное в недрах ФБР, курировало - ни в коем случае не вмешивалось, только наблюдало со стороны и предлагало свою помощь в случае необходимости – их действия.

Для простых мутантов, живущих среди простых людей, ничего не изменилось. Люди по-прежнему продолжали ненавидеть или бояться их. Иногда это приводило к насмешкам и травле. Иногда – к убийствам. После каждого такого случая Ксавьеру выражали соболезнования, как того требовали правила вежливости, и просили не торопиться. Мол, процесс привыкания друг к другу долог и труден, даже неграм, потребовалось более ста лет, чтобы отвоевать себе права, а мутанты куда сильнее отличаются от гомосапиенс, чем люди с темной и белой кожей отличались друг от друга. Но телепаты лишены возможности тешить себя иллюзиями. Мутанты не негры. И если в ближайшее время ничего не изменится, всплеск насилия неизбежен.

Чарльз зашел в тупик. Теперь мутантов от людей отделяла стена из стекла – высокопрочного, жаростойкого и пуленепробиваемого. Люди видели за ней мутантов, но все так же ничего не понимали в них Чарльз усиленно гнал от себя мысли, что сейчас им очень не хватало Эрика, который, не мудрствуя лукаво, разнес бы стекло на куски, и, напугав людей до полусмерти, стряхнул бы с них блаженную самоуспокоенность. А Чарльз воспользовался бы моментом и заставил их услышать свои доводы. Но путь насилия для Профессора Икс был закрыт, а манипуляции уже не помогали. И Чарльз вынужден был признать, что не видит из этого тупика выхода.

На телевизионную трансляцию политического шоу с участием Эрика он попал случайно – услышал знакомую фамилию, переключая каналы. Оппонентом Эрика выступал Чад Питтифер, известный республиканец, сторонник военного влияния, один из авторов гневных речей вице-президента Энью во время Вьетнамской войны. Чарльз неплохо знал Питтифера: после вывода войск из Вьетнама, он переключил свое внимание на мутантов, и сейчас его красноречие служило идеалам антимутантской партии. Его встреча с Эриком Леншерром, который на тот момент уже успел прославиться своими резкими высказываниями в адрес республиканцев и напряженными отношениями с военными, обещала фейерверк в прямом эфире.

С некоторым удивлением Чарльз не увидел в кресле ведущего Колина Десмонда, автора скандальной передачи. Вместо него между двумя политиками сидела миниатюрная блондинка с очаровательной улыбкой на лице и откровенным ужасом в глазах. Десмонд, как она объяснила дрожащим голосом, свалился с высоченной температурой в день эфира и не смог прийти, хотя божился, что приползет в студию даже в медицинской рубашке и с капельницей подмышкой. На эту храбрую попытку пошутить Леншерр улыбнулся краем рта, Питтифер одобрительно кивнул, и оба оппонента переключили внимание друг на друга.

Питтифер быстро забыл, что больше не является голосом вице-президента страны, и сыпал убийственными характеристиками в адрес противников провоенной партии во власти: «снобы, именующие себя интеллигентами», «вечно недовольный избалованный средний класс», «малодушные трусы», «идеологические евнухи». Зрители были в восторге, ведущей хотелось провалиться сквозь землю, боссы телеканала не знали, радоваться им взлету рейтингов или опасаться реакции Белого дома. Леншерр кривился.
- Когда мы слышали подобные определения после студенческих протестов несколько лет назад, дело закончилось закрытием университетов по всей стране.
- Если это поможет отрезвить американскую нацию, мы поступим так снова! Не думаю, что это нанесет вред нашему образованию! Студенты теперь поступают в университеты, чтобы провозглашать свои взгляды, а не получать знания!
Разгоряченный неуступчивостью противника Питтифер сам не заметил, как стал неосторожен. И Леншерр немедленно этим воспользовался.
- Если бы я не помнил, что вы, Чад, известный защитник демократического общества… Ведь борьбой за его идеалы, если не ошибаюсь, вы обосновывали необходимость Вьетнамской войны? Так вот, если бы не это, я бы сказал, что вы не одобряете молодежь, которая не соглашается с вашими взглядами… Вы опасаетесь того, что в будущем именно эти студенты составят львиную часть общества, которое не разделяет политики правящей партии?

Дальше Чарльз уже не слушал. Студенты, которые станут обществом через пять лет и будут одобрять или не одобрять военные вторжения в другие государства. Дети, которые станут обществом через 10-15 лет и будут принимать или не принимать мутантов. Решение лежало на поверхности. Если невозможно изменить убеждения родителей, то нужно сформировать взгляды детей, пока их картина мира еще поддается влиянию. Это - долгий путь, но, привыкнув к мутантам с детства, эти новые взрослые не будут считать их неким чужеродным организмом. Им нужны школы. Не школы для мутантов, а школы для людей и мутантов одновременно, где у детей была бы возможность учиться взаимодействовать и понимать друг друга. Конечно, большинство родителей вряд ли с восторгом отнесутся к такой идее, но обязательно найдутся люди, готовые поддержать инициативу и решиться на эксперимент.

Для этого нужно было разрешение от главы Офиса образования. И дело тут вовсе не в том, что им был Эрик Леншерр, а в том, что ни один губернатор штата не решится на подобный шаг без поддержки сверху. Следовало бы предвидеть, что с Эриком не будет легко.

Профессор Икс подъехал к столу и взял бумагу в руки.
«Настоящим уведомляем Вас об отказе в разрешении на создание смешанных школ. Эрик Леншерр».

Вот так получилось, что на пути у него снова стоял Эрик Леншерр. Имя перекатывалось на языке звеньями якорной цепи. Эрик. Эрик, а не Магнето. Его долгом перед людьми было победить Магнето. Каким теперь будет его долг перед мутантами? Победить Эрика Леншерра? Снова пройти уже пройденный путь?
Чарльз внезапно почувствовал себя очень старым.

Tbc

Часть II - 1
Часть II - 2

Часть III