Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Опять исполнение с Х-меновского нон-кинка. Вроде я его прилизала и вычистила, но наверняка не до конца. Пущай висит пока..
Заявка - Эрик|Чарльз. АУ. Эрик - директор школы мутантов, ездит по стране в поиске новых учеников. Чарльз - молодой телепат-инвалид
О пределах добра и зла
читать дальшеНебо цвело глубокой синевой горечавки. Давая себе передышку, Чарльз рассматривал эту чистую синь, пока перед глазами не замельтешили радужные круги. Тогда он глубоко вздохнул и перевернулся на бок. Давление под лопаткой пропало, зато взгляд уперся прямо в покосившееся колесо инвалидного кресла. После второго падения Чарльза оно стояло чуть скособочившись и служило напоминанием о самой главной на данный момент задаче. Чарльз еще раз подтянулся на руках, заставляя задеревеневшее тело сесть, и попытался забраться на кресло. Оно заскрипело, опасно закачалось, но выдержало.
Он потрогал руками подлокотники, посмотрел на колеса. Правое было целым, чего о левом сказать было нельзя. Оно погнулось в нескольких местах, сместилось под углом на оси и теперь упиралось в раму. Чарльз все равно попробовал его провернуть, за что едва не поплатился. Кресло накренилось, но он, наученный последним падением, успел перебросить тело вправо и кое-как восстановил равновесие. Дыхание от волнения сбилось, он тяжело задышал, едва не начав крутить колеса в обратную сторону. Глупец! Тупица! Какой толк в том, чтобы заставить кресло двигаться?! Он находился в неглубоком овражке возле дороги, но для него это было равносильно пребыванию на дне Гранд-Каньона. Самому ему не выбраться.
Пронзительно засвистел дрозд, порыв ветра мазнул по ветвям кустов и траве, швыряя в лицо мелкую шелуху пожухлых листьев и крошку древесной коры. Чарльз зажмурился и тыльной стороной ладони ожесточенно потер глаза. Злость и обида ему не помогут. Он в нескольких десятках миль от города, в овраге, который не виден с дороги, и единственный его шанс сейчас – дождаться какого-нибудь путника и телепатически заставить его сюда спуститься. Потянув руку к виску, Чарльз поморщился от боли, прострелившей спину. Ему повезет, если кто-то проедет здесь через пару часов. Если не повезет, он может прождать до завтрашнего дня.
- Эй! Есть там кто?
Чарльз вздрогнул и быстро прижал пальцы, мимолетно тронув чужой разум, чтобы убедиться, что ему не послышалось.
- Эй!
- Я тут, - крикнул в ответ Чарльз, – сюда!
Наверху возник темный силуэт. Человек постоял, видимо, всматриваясь, а потом легко стал сбегать вниз. Ксавьер напряженно наблюдал за ним, защищая глаза от солнца сложенной «козырьком» рукой, но рассмотреть незнакомца удалось лишь, когда тот подошел почти вплотную. Это был высокий мужчина в коричневой кожаной куртке, с суровым лицом, плотно сжатыми губами и прищуренными пронзительными глазами, тепла в которых было не больше, чем в осеннем ветре, по-прежнему колыхавшем траву и кусты. От чего-то неуловимого в отзвуке чужих эмоций Чарльза передернуло. Он даже подумал, что безопаснее было бы столкнуться с кем-нибудь знакомым из города, хотя тогда его шансы остаться в овраге возросли бы неизмеримо.
- Привет.
- Добрый день, – незнакомец здоровался, уже оглядывая Чарльза, коляску и местность вокруг. - У меня там машина наверху. Сначала я вытащу тебя, а потом подниму коляску.
Синее-синее небо, зеленую траву и аромат леса сменил джип, кожаные сиденья и пропитавший насквозь салон запах сигарет. Трогаясь, машина въехала колесом в яму, и Чарльз небольно впечатался затылком в спинку пассажирского кресла. Только тогда, рефлекторно схватившись за дверную ручку и провожая взглядом полосу примятой травы, которая осталась в том месте, где его столкнули с дороги, он понял, что все закончилось.
Одного облегчения не хватило, чтобы занять его надолго. Вскоре он уже с интересом косился на своего спасителя. Ему был виден четкий профиль, ранние морщины, разлетающиеся от глаз, прямая складка возле рта – и все. Тот вел машину, не отрывая взгляда от трассы и не обращая внимания на своего попутчика.
- Меня зовут Чарльз Ксавьер.
Незнакомец помолчал несколько минут, затем с заметной неохотой представился.
- Эрик Леншерр.
- Я не сказал вам спасибо. Если бы не вы, не знаю, что бы я делал, - Чарльз постарался вложить в свои слова как можно больше признательности, но в ответ дождался лишь безэмоционального кивка. Промучившись молчанием еще какое-то время, он попробовал снова
- До Вакабей еще пара миль вверх по склону. Здесь довольно редко кто-то ездит, поэтому…
- Так ты из Вакабей?
- Да.
- Необычное название.
- Оно индейское. Переводится как «Кружево дьявола», – уловив заинтересованность в голосе Леншерра, Чарльз мгновенно оставил свои бессмысленные благодарности и сменил тему, - так раньше индейцы называли здешние дороги. По их словам когда-то на вершине горы жил злой дух. Однажды он погнался за девушкой и почти схватил ее, как вдруг она сорвала со своего платья кружево и бросила его на землю. И как только кружево коснулось земли, оно превратилось в дорогу такую извилистую, что злой дух безнадежно запутался и потерял девушку из виду.
- Кружево дьявола, значит. Это многое объясняет.
Не сдержавшись, Чарльз фыркнул.
- Что?
- Ничего, – он пожал плечами, – просто подумал, что, наверное, это самая неиндейская из всех индейских легенд, которую можно представить.
Не говорить же, что его развеселили невзначай подслушанные мысли. Вместо того чтобы восторгаться романтикой легенды, Леншерр переставил слова местами и, получив второе название древней Спарты, с мрачной иронией оценил место, где нашел Чарльза(1) . О спартанских обычаях избавляться от больных и увечных, скидывая их со скалы, Леншерр явно знал.
Ксавьер представил себе копье и щит в руках Дерека Мартинсона, и от этой картины ему захотелось фыркнуть снова. Зрелище достойно соперничало с карикатурами, которые Элен Рид рисовала каждое воскресенье для последней полосы их газеты.
- Не думаю, что они даже в курсе, что такое Лакедемон… - Леншерр резко развернулся и уставился на него в упор с нескрываемым любопытством. Чарльз отчаянно зачастил - Просто довольно часто вспоминают про это, когда переводят название города на английский…
Он выдумывал объяснения на ходу, костеря себя за неосторожность. Ведь сколько уже нарывался и все равно машинально отвечал на мысли людей, а не на их слова. Сколько неприятностей ему это уже принесло, а все без толку. От жгучего интереса, которым фонило от Леншерра, Чарльз взмок, его язык стал заплетаться. Но тут машина вильнула, и Леншерр отвернулся, наконец, сосредоточившись на дороге.
За поворотом их ждали Бараньи Скалы. Про них Чарльз помнил целых две легенды, которыми немедленно и поделился – он бы придумал еще и третью, лишь бы отвлечь спутника от опасных мыслей, но тот вдруг перестал отмалчиваться. Машина тихо урчала, взбираясь по крутой дороге, а у них завязался разговор. И пусть говорить приходилось в основном Чарльзу, Леншерр внимательно его слушал, вставляя время от времени короткие замечания. Замолк Чарльз, когда Леншерр будто ненароком осведомился, не замечали ли они в своем городе чего-нибудь странного или необычного.
- Да нет, город как город, - старательно равнодушно ответил Чарльз, хотя его сердце загрохотало как сумасшедшее.
В Вакабей они попали через час. Фактически они въехали в город намного раньше, но одинокие домики, то и дело попадавшиеся на склонах, назвать городом было сложно. Жилые районы начинались много позже, ближе к вершине. Расчищенные улицы, небольшие дома, аккуратно соседствующие друг с другом – маленький форпост цивилизации в окружении гор и густого леса. В таких городках люди наблюдают друг за другом десятилетиями, дети наследуют уклад жизни отцов и с подозрением относятся к любому, кто нарушает привычную картину. Неудивительно, что на машину, медленно прокатившую по центральной улице, народ глазел с долей настороженности, изрядно приправленной восторгом некоторых мальчишек. Чарльз их понимал – новехонький «вагонер» в их глухомани был не меньшим дивом, чем реактивный самолет.
На перекрестке возле аптеки Чарльз заметил лучшего дружка Дерека Мартинсона Смитти. Можно было не сомневаться, что уже к вечеру Дерек будет знать, что «паршивая овца» выбралась из оврага. Ксавьер отвернулся.
- Нам дальше, я скажу где.
Домики стали попадаться все реже и, наконец, по обеим сторонам дороги опять пошли заросли. Когда в зеркалах заднего вида мелькнула и исчезла заброшенная ферма, Леншерр сдержанно заметил.
- Ты же сказал, что живешь в Вакабей.
- Я живу, - как можно беззаботнее ответил Чарльз, потирая висок, - просто чуть-чуть дальше.
Словно в подтверждение его слов дорога закрутилась очередным зигзагом, вынырнула из-под деревьев и превратилась в широкий проезд, упиравшийся в большие ворота. К воротам примыкал забор, увитый плотной завесой зелено-багряного плюща, за забором высился двухэтажный белый дом.
- Неплохо устроился, - присвистнул Леншерр. Его, видимо, впечатлили размеры дома, которые превышали даже некоторые муниципальные здания на главной улице города. – У тебя большая семья?
- Да нет, я живу один. Но ко мне каждый день приходит тетушка. Готовит, убирает… – зазубренная сказка слетала с языка легко и не мешала концентрироваться, – Тяжеловато, конечно, бывает, но я справляюсь. Да и без помощи меня не оставят, если что.
Чарльз перегибал палку, но не мог остановиться. С каждым словом ему становилось все страшней. Старая Агата, знавшая девчонкой еще его мать, действительно приходила и иногда что-то готовила, смахивала тряпкой пыль с мебели, а время от времени даже пыталась постирать. Но ей было уже под восемьдесят, и ее визиты становились все реже и короче. К тому же, на выходных она разболелась, а это означало, что она точно не появится у него ближайшую неделю. И всю эту неделю ему придется пробыть одному со сломанной коляской…
- У тебя есть запасная коляска?
Чарльз нервно дернулся. Этот парень ведь не телепат? И что тогда он использует для концентрации? Жесты, мимику, что-то еще?
- Нет. Как раз заказал новую. Жду, когда привезут, - Ксавьер еще раз потер висок, борясь с желанием залезть к новому знакомому в голову и проверить все наверняка
- Голова разболелась? – перегнувшись через Чарльза, Леншерр открыл двери с его стороны.
- Немного… У меня есть еще одно кресло в ванной. Вы не могли бы…
Чарльз не договорил, не зная толком, что он сейчас собрался предложить - не то чтобы Леншерр сходил за ним, не то, чтобы отнес его туда. Оба предложения выглядели в равной степени нелепыми. Однако страх лишиться возможности передвигаться, хотя бы и в той ограниченной степени, которую обеспечивало душевое кресло, был намного сильнее.
Леншерр, даже не дослушав, ушел отпирать ворота. А когда вернулся, взял Чарльза на руки и отнес в дом.
Душевому креслу достался любопытный взгляд, но к тому моменту Ксавьер чувствовал себя таким вымотанным, что на смущение сил не хватило. Ради всего святого, этот человек его спас и дважды таскал на руках за последние несколько часов, а через пару минут исчезнет из его жизни. Чарльз дождался, пока Леншерр уйдет, и плотно прижал пальцы к виску. Иллюзию надо было создать максимально достоверной, а без привычного жеста у него плохо получалось. Он поступал так уже не один раз, когда встречал представителей соцлужб, приезжавших чтобы проверить, как живет калека. Продемонстрируйте им благополучие, и это отвадит их, если не навсегда, то надолго. И точно избавит от вопросов. И неважно, что незнакомец проявил к нему участие. Это ведь не заслуга Чарльза, а нормальная реакция более сильного на более слабого, попавшего в беду.
Стук в дверь раздался довольно быстро, и Чарльз сунул голову под воду.
- Входите, я только начал умыва…
Дверь распахнулась, прерывая его на полуслове, и в ванную вкатилось кресло, то есть его вкатил Леншерр, но это не имело особенного значения, потому что кресло ехало. Чарльз не поверил своим глазами и нагнулся поближе к левому колесу. Выпрямленному рабочему левому колесу, как будто вчера из магазина. А ведь Чарльз мог бы поклясться, что с погнутым ободом ему придется возиться не один день.
- У тебя во дворе я нашел молоток и решил немного подправить. Надеюсь, ты не против.
Взгляд Чарльза заметался между Леншерром и креслом. Спокойные глаза, едва заметная улыбка - непроницаемое лицо человека, оказавшего незначительную услугу. Лицо человека, который врет. Потому что Чарльз точно знал, что в его иллюзии никакого молотка быть не могло - слишком мелкая и не нужная деталь. А что если… Да нет, бред. Пока Чарльз морочит Леншерру голову иллюзией благополучного дома, Леншерр ему – иллюзией починенного кресла. Телепат, которому даже жесты не нужны для концентрации. Какая ерунда!
- Спасибо.
- Пожалуйста, - Леншерр побарабанил пальцами по истершейся спинке и оглянулся по сторонам, как человек, который из вежливости и так слишком долго задержался, - Ладно, я пойду. Справишься до появления своей тетушки?
Чарльз утвердительно что-то пробормотал, а потом еще долго прислушивался к исчезающему ощущению чужого разума, пока оно не пропало вовсе. После этого он сбросил иллюзию и обессилено привалился головой к стене. Ему казалось, что он в чем-то ошибся. В его монотонной жизни случилось нечто необычное, а он, когда-то мечтавший о таком едва ли не ночи напролет, постарался удрать побыстрее. И, похоже, изрядно преуспел. И теперь впереди его снова ждет лишь серый дом, серые дни и недружелюбные соседи.
Рывком потянув к себе кресло, он попробовал колеса. Они крутились. Никакого обмана.
*
До самого вечера Чарльз бесцельно катался по дому из одной комнаты в другую. Периодически поглядывал на левое колесо, проводил по нему рукой, чувствуя под пальцами гладкий металл. Он никак не мог успокоиться. Его новый знакомый не шел у него из головы. Странным образом даже столкновение в овраг произвело на него меньшее впечатление. То ли потому что подобное случилось не в первый раз, то ли потому, что Чарльз всерьез верил в свою способность удержать ситуацию под контролем несмотря на обстоятельства.
Чарльз развернулся и въехал на кухню, к распахнутому окну с видом на двор. Из него можно было разглядеть большую запущенную клумбу, собачью будку неподалеку и ворота, над которыми нависал старый клен.
На мгновение он снова представил «вагонер» за оградой, и тут же утренние события закрутились перед глазами, как кадры кинопленки. Вот на краю дороги возникает высокий силуэт, вот он рассматривает лицо и слышит голос, вот они беседуют в машине, а затем Леншерр поднимает его на руки и несет домой. На этом месте Чарльз вздрогнул, таким реальным показалось ощущение от хватки на плече. К нему уже сто лет никто кроме тети Агаты не прикасался добровольно.
Усмехнувшись, Чарльз облокотился о подоконник и подпер голову рукой. Как же все-таки всем хочется тепла. Полжизни ты убеждаешь себя, что в нем нет никакой необходимости, а стоит получить хоть каплю, как нежно лелеемый самообман расползается, как старая ветошь. И ты уже готов броситься навстречу человеку, которого, по-хорошему, следовало бы подозревать в желании найти одаренных и использовать их в неизвестных целях. Это в лучшем случае. В худшем, Леншерр мог оказаться охотником за головами, которого какая-нибудь организация наняла для отстрела таких, как Чарльз. Почему-то сомнений в том, что Леншерр может убить, у Ксавьера не возникало.
Предположение было таким абсурдным, что не пугало, а, скорее, щекотало где-то внутри лопающимися пузырьками шампанского. И Чарльз тихо рассмеялся – кто бы мог подумать много лет назад, что у него вообще будет повод о подобном размышлять.
Солнце садилось за кромку леса, пронизывая кроны деревьев золотистыми снопами. На одичавшие розы и цветущий тысячелистник падал мягкий отсвет, и старая неухоженная клумба переливалась россыпью оттенков, словно увядающая красавица, согретая вниманием старого кавалера. Солнечные лучи поглаживали листья с осторожной нежностью, и ничто не напоминало о летнем пекле, которое стояло здесь почти десять лет назад.
*
Белые парашютики тысячелистника с легкостью переносили адскую жару, и мама, почему-то решив, что розы ничем ему не уступают, высаживала на клумбу ровно дюжину отборных кустов. Тетя Агата стояла рядом и выговаривала ей за глупость - ведь хорошо известно, что цветы в августе принимаются плохо. Он сам пристроился с другой стороны и, перекрикивая тетю Агату, упоенно рассказывал, сколько ему удалось пройти по двору без коляски. Да, в то лето он еще мог ходить. Их семья только-только переехала в Вакабей, и Чарльз догуливал последние дни лета перед школой. Как оказалось потом, свои последние беззаботные дни.
Никто не виноват. В конце концов, трудно ожидать от подростков уважительного отношения к мальчишке, который ходит на костылях и едва переставляет ноги. Особенно, если этот мальчишка не желает молчать в ответ на подначки, не хочет знать свое место и помогает девочкам делать домашние задания. За что ему от первой школьной красавицы Розетты Парк достается поцелуй в щеку, а Дерек Мартинсон, сын шерифа и звезда спортивной команде, получает только гримаску на хорошеньком личике в ответ на предложение покататься на папиной машине.
О том, что за этим последовало, догадаться нетрудно. Одноклассники, которые демонстративно пересаживались от него подальше, и дразнилки, которые стали настоящим бичом. Мальчишки изгалялись изо всех сил - «каракатица», «хромуля», «многоножка», но эти прозвища стекали с него, как вода со стекла, пока однажды Чарльз не пришел в школу в коричневом пиджаке и брюках в светлую полоску. Увидев его, Донни Джесней, которой был на год младше Чарльза, затыкал в него пальцем и закричал на весь коридор: «Гляньте-ка, паук-мухолов! Эй, Чарли-спайди, куда еще две ноги дел?». Прозвище прилипло крепко, а дохлые мухи в сумку, на парту, в тарелки с едой посыпались, как из ведра. Подростковые шутки редко бывают добрыми, верно?
Когда ветра с севера становились сильней, и клен возле участка шерифа подергивался багрянцем, Вакабей начинал готовиться к главному городскому празднику - костюмированному параду в честь тех тридцати тысяч солдат, которых Вермонт отправил на войну против конфедератов. Парад завершался ярмаркой, а поздним вечером последние лет десять городские власти устраивали салют.
Первый парад в своей жизни Чарльз должен был пропустить. На уроке истории он имел неосторожность спросить у миссис Колберт, учительницы с тяжелым характером и ядовитым языком, какое отношение их город имеет к противостоянию Севера и Юга, если был основан только 50 лет назад. Это замечание вызывало свист в классе, несколько выкриков: «Ты тупой, да?» и распоряжение миссис Колберт оставаться весь день дома и писать сочинение о роли штата в Гражданской войне.
С ней у Чарльза отношения не складывались с того момента, как взятый Дереком на банальное слабо, он рассказал заезжему журналисту из «Вермонт Таймс» легенду про название города. Легенду он прочитал в какой-то старой хрестоматии из библиотеки и слегка досочинил, добавив местного колорита. Чарльз вещал, журналист зачарованно слушал, и, хотя с точки зрения Чарльза с первого взгляда было видно, что его история не имеет к индейцам никакого отношения, его сказка не вызвала сомнений. А через несколько недель в «Вермонт Таймс» вышла обзорная статья о городках Зеленых гор, в которой центральное место занимал Вакабей и легенда о кружеве дьявола.
К его несчастью, миссис Колберт была преданным подписчиком «Вермонт Таймс» и с трепетом собирала все статьи о родном городе. Последнюю она принесла на урок и, подняв Чарльза на ноги, зачитала ее вслух перед всем классом, изобретательно комментируя каждое слово. Щеки Чарльза алели от стыда за свое вранье и дурость, а больше всего от шепотка по классу, которым ребята делали ставки, сколько он сможет протянуть без костылей. Придурок Дерек ставил доллар, что Чарльз не продержится даже до конца обличительной речи миссис Колберт. Если бы все зависело только от желаний Чарльза, он бы терпел хоть до конца дня, но ноги, лишенные опоры, подвели. Он свалился на пол под общий хохот класса, а миссис Колберт пришлось затем выслушать выговор от директора. Что совсем не улучшило ее отношения к Чарльзу.
Пойти в город на костылях Чарльз не рискнул. В последнее время ноги у него болели все сильней, поэтому гордость пришлось проглотить и перебраться в кресло. Ему потребовался почти час, чтобы самостоятельно добраться до города, но едва он увидел дома, убранные в золотые, синие и зеленые цвета Вермонта, как всю усталость будто сняло рукой. Приключение начиналось!
Он посмотрел парад, побывал на ярмарке, где от души напробовался кленового сиропа, и даже успел удрать от миссис Колберт. Они заметили друг друга почти одновременно, но прежде чем она успела издать хоть звук, Чарльз живо развернул коляску и покатил прочь, ловко затерявшись в толпе. А дальше ему просто не повезло.
Часть этого невезения он выковал собственными руками. Еще до парада он столкнулся с Дереком, который в окружении своей неизменной свиты возвращался со спортивной площадки, и который, конечно же, открыл свой грязный рот. «Эй, Ксавьер, - нахально заявил Дерек, преграждая Чарльзу путь, - я понял, кого ты мне напоминаешь. Я этим летом в Сандер-Крик не вылезал из тира и стрелял точно по таким мишеням. Они тоже ездили на колесиках и работала у них только верхняя половина. – Дерек самодовольно захохотал над своей шуткой и продолжил, обращаясь уже к своим дружкам. - И знаете что? В последний день я ни разу не промазал и выиграл настоящую винтовку. Хозяин тира уже был готов отдать ее мне, но я ему сказал: «Сэр, законодательство штата запрещает несовершеннолетним владеть огнестрельным оружием, поэтому я отказываюсь от своего приза, сэр. Пусть ее попытается выиграть кто-то из взрослых, если сможет»» И бросив на Чарльза злорадный взгляд, Дерек закончил: «Сейчас я вам покажу, как это было». Он выхватил из рук Смитти, который как всегда толкался за его спиной, баскетбольный мяч и швырнул им в Чарльза. Тот увернулся, мяч пролетел мимо и сшиб урну под фонарем. Проезжая колесом по высыпавшемуся на улицу мусору, Чарльз тихо но очень внятно заметил, что если Дерек стрелял именно так, то к тому, что он не получил в Сандер-Крик положенной винтовки, законодательство отношения не имеет.
Ему действительно не повезло. Если бы он уехал с озера чуть раньше. Если бы, опьянев от свободы, он не решил затянуть прогулку до наступления темноты, если бы поехал обычной дорогой, вместо того, чтобы выбрать аллею под пушистыми елями и кленами, все сложилось бы иначе.
Он неторопливо ехал по дорожке, усыпанной опадающей листвой, и с удовольствием смаковал в памяти все события прошедшего дня, как внезапно его окружили. И над ухом раздался злорадный голос Дерека.
- А вот и наш остряк. Привет, Чарли.
- Отвали, Дерек, - Чарльз судорожно вздохнул, но постарался сохранить спокойствие.
- Что ж мы такие невежливые? Разве мама не учила нас хорошим манерам?
- А у него, может, не только ноги усохли, но и мозги тоже? - заржал где-то сзади Смитти, а вслед за ним и все остальные.
Дерек присел рядом с коляской.
- Самого умного из себя строишь, да? - его тон был почти ласковым. – Думаешь, раз ты больной, тебя тронуть никто не посмеет? Жалеть будут? Сейчас я тебя, падла, пожалею. Так пожалею, что ты у меня слезами зальешься, как девка. А ну поехали, - он подскочил на ноги, и обернулся к пацанам, – покатаемся!
Коляску Чарльза покатили по аллее. Они неслись все быстрей и быстрее: пацаны гикали и свистели, коляска попадала колесами в ямы и подскакивала на кочках, опасно накреняясь на поворотах. Чарльза, вцепившегося в подлокотники кресла, мотало из стороны в сторону, словно плохо закрепленный куль. Чарльзу было страшно. Он не собирался ни о чем умолять, но на каждом ухабе ему приходилось кусать губы, чтобы из его рта мимо воли не вырвались унизительные просьбы. А Дерек все не унимался, подгоняя приятелей.
- Быстрее давай, быстрее!!!
И они неслись еще быстрее, пока на полном ходу не подлетели к овражку на окраине городского парка. Там пацаны, наконец, остановились, отдуваясь и пофыркивая, словно загнанные молодые кони. Даже Дерек устал. Он упирался руками в колени и никак не мог выровнять дыхание.
- Выдержал, - только и билось у Чарльза в голове. – Выдержал.
Дерек поднял голову, уставившись на него в темноте злыми блестящими глазами. И Чарльз, невольно прижимаясь к спинке кресла, понял, что сказал это вслух.
- Ни хрена ты не выдержал, - медленно зашипел Мартинсон, - мы еще даже не начинали.
Он выпрямился и осмотрелся. Его взгляд упал на склон у Чарльза за спиной.
- Смитти, а ну давай-ка столкни его вниз. Робин, – крикнул он еще одному парню, – помоги ему. Проедешься по горке, Ксавьер, тебе понравится.
Смитти подскочил к коляске, но Робин заколебался и пробормотал:
- Дерек, так он же того...
Смитти толкнул в его в бок
- Ты сам-то сколько здесь на велике съезжал и ничего с тобой не было. Отделается синяками, потом знать будет, как на Дерека тявкать. Не дрейфь.
Робин пожал плечами и взялся за спинку.
- О, пацаны, – встрял, кажется, Джек Карнейма, если Чарльз правильно опознал голос, – а давайте с разбега, так прикольней будет.
Предложение было встречено одобрительным гулом, и коляску Чарльза стали оттаскивать от оврага
-Хочешь что-то сказать Ксавьер? – Дерек ухмылялся, глядя на застывшего в кресле Чарльза, который молча слушал все эти перепалки. – Голосок, что ли, от страха потерял? Ни о чем не хочешь меня попросить?
Чарльз только посмотрел на него в ответ, и Дерек, зло цыкнув сквозь зубы, крикнул:
«Давай!».
Смитти с Робином разбежались, а возле самого края оврага отпустили коляску, подтолкнув ее изо всех сил, и Чарльз на всей скорости полетел вниз. Почти сразу же коляска подскочила на какой-то неровности, и его выбило из нее на землю. Он катился по склону, трава и ветки хлестали его по лицу и рукам, а заплетающиеся ноги неловко подворачивались, но последнее, что он чувствовал, теряя сознанием, были не боль пополам с ужасом, а какое-то бешеное злое удовольствие, которое обрушилось на него неизвестно откуда.
Он пришел в себя от тихого разговора и ощущения тревоги, казавшейся острой и до ужаса чужой.
- Куда смотрел этот твой Бог? - тихий и полный слез голос принадлежал маме.
- Дела Господни только ему ведомы, – а этот сердитый - тёте Агате. – Он знает, что делает. Есть, значит, за что наказывать.
- Да за что же? Что такого может сделать ребенок, чтобы отнимать у него ноги? - вскинулась мама, но тетя Агата тут же грозно зашипела на нее.
- А ну, цыц, разбудишь! Ребенок, может, и ничего. А ты нагрешить успела достаточно. За твои, значит, грехи расплачивается. И не ропщи. Ибо сказано в книге Иова «Наказания Вседержителева не отвергай». Помолись лучше за исцеление.
Чарльз хотел попросить их не ссориться - с ним все будет в порядке, ему ведь не первый раз в больнице лежать - но даже не успел приподнять тяжеленные веки, как снова начал проваливался в забытье. В вязкий сон его сопровождал отчаянный голос мамы: «И за что это ему? Скажи, Господи, за что? Лучше бы это я оказалась на его месте. Ну почему, Господи?», и монотонный яростный тети Агаты: «Ибо он причиняет раны, и Сам обвязывает их, Он поражает, и Его же руки врачуют»...
Только звучали они как-то странно. У него в голове.
Когда он очнулся в следующий раз, никаких голосов в голове не было. Мама с тетей Агатой сидели возле постели и улыбались. Впору было подумать, что все это ему примерещилось. И Чарльз думал, или, скорее, забыл до следующего утра, когда в его палату ворвался Джон Мартинсон, волоча за собой Дерека. Шериф навис над его кроватью, разом заняв пол-палаты, и схватив сына за ухо, развернул лицом к Чарльзу.
- Смотри на то, что наделал, идиот! - рявкнул Джон, указывал свободной рукой на ноги Чарльза. – Тебе драк со своими дружками мало было?! Ты теперь на калек перешел, чтобы сдачи не давали?! Я тебя чему с детства учил, а ты меня теперь перед всем городом позорить будешь! А ну извиняйся! Извиняйся, кому сказал!
Дерек кривился в страдальческой гримасе, поднимаясь на цыпочки и вцепляясь в отцовское предплечье, чтобы хоть чуть-чуть облегчить боль, но выражение лица было непримиримым. Однако Чарльз, как наяву, слышал бившееся где-то у него голове:
«Я не хотел. Я, правда, такого не хотел». И острое чувство стыда и сожаления, которое не могли замаскировать даже обида на отца за прилюдное унижение. Наверное, именно тогда Чарльз и попал в эту ловушку.
- Все нормально, - тихо прошептал он, неверяще глядя на Дерека широко распахнутыми глазами. Вина того, кто казался ему всего лишь испорченным эгоистичным придурком, прошивала его изнутри иголками, - все хорошо, он не виноват. Так просто получилось.
Эмоции сменились настолько неожиданно, что Чарльз не успел толком ничего не понять. Вместо того, чтобы принять предложенный мир, Дерек зыркнул на него исподлобья с таким бешенством и презрением, что Чарльза вдавило в постель.
А над ними все гудел бас Мартинсона-старшего
- Не виноват? Он у меня на свою задницу месяц не сядет за это «не виноват»! А ты поправляйся, сынок - чтобы в следующем году играл в футбол с моим оболтусом...
*
Тревожный сон смыло, как то разом. Чарльз потер глаза, осознавая понемногу, что всю ночь проспал в кресле, уронив голову на руки. На улице занимался рассвет, утренний воздух неприятно холодил плечи, заставляя жалеть о забытом в спальне пледе, а с дороги все громче доносился гул мотора. Что заставило Чарльза сконцентрироваться, найти чужой разум и легким касанием накинуть на дом иллюзию, он и сам бы не мог сказать, но, когда из-за поворота вырулил темный «вагонер», Чарльз понял, что поступил правильно.
*
Где-то в чаще отрывисто засвистела танагра, завидев, наверное, припозднившуюся с охоты сову. Запела древесница, и сразу же откликнулась щебетом горихвостка. Остро и пряно пахло наступившей осенью, и на подоконнике после холодной ночи оседали капли росы. К Чарльзу неспешно направлялся человек, лица которого он не мог рассмотреть со своего места. И Чарльз снова и снова думал, насколько вчера оказался прав – встретить кого-нибудь из старых городских знакомых было бы безопаснее.
- Привет, - непринужденно кивнул ему подошедший Леншерр, как будто считал свой приезд в эту рань нормальным.
- Привет, - отозвался Чарльз, как будто был с ним согласен.
- Пустишь в дом?
- Да… Да.
Пока Леншерр открывал двери и искал дорогу на кухню, Чарльз подъехал к столу и, расправив зачем-то клеенку, сложил немного вспотевшие ладони на коленях. Он напоминал себе сейчас ребенка, которого привели в гости к строгой бабушке и не объяснили, как себя вести. И которого страх совершить ошибку сковывал по рукам и ногам. Сравнение получилось объективно нелепым - его ноги уже давно ничего не боялись – и это помогло немного расслабиться.
Леншерр вошел уверенно, шумно, как обычно входят на свою, знакомую до дюйма территорию, а потому не боятся задеть ни веник, почти съехавший по стене на пол, ни чашки, расставленные в опасной близости от края мойки. Сам Чарльз всегда ездил аккуратно, проверяя, порой, по нескольку раз, не свалит ли на пол какой-нибудь неубранный предмет, если неловко развернется.
- Ты рано встаешь.
Отодвинув стул, Леншерр устроился напротив. Теперь их разделяла большая массивная столешница, и они смотрели друг другу в лицо, как главы противоборствующих государств на самой грани неустойчивого мира. И все надежды Чарльза – если они были - на то, что это просто дружеская встреча, истаяли под гнетом обстановки.
- Зачем вы приехали, Эрик?
- Я директор школы для людей со сверхспособностями, - немедленно перешел к делу Леншерр, сразу же обжигая иронией, как крапивой, на последних словах. – Так нас называет правительство. Я предпочитаю слово «мутанты», так как за эти «сверхспособности», – ирония вновь возникла и исчезла, – отвечают мутировавшие гены. Подробности, если они тебя заинтересуют, ты можешь потом узнать у Хэнка Маккоя – это наш главный ученый теоретик. Я же занимаюсь взаимодействием с людьми и поиском новых мутантов. Хочу предложить им возможность жить среди своих и учиться обращаться со своими силами.
- И вы думаете, я в это поверю?
Попался, попался, попался, колотилось у Чарльза в голове, пока он приклеенной улыбкой пытался убедить Леншерра в собственной невозмутимости. От полной паники его спасла необходимость держать концентрацию, чтобы иллюзия дома не распалась перед глазами собеседника на куски. Тогда ему точно будет не выкрутиться.
- Вначале мне мало кто верит.
- Наверное, это потому, что вы не похожи на директора школы, если только она не называется Уэст-Пойнт. Правда, тогда бы вас тут не было.
- А ты не имеешь привычки жалеть себя, - Леншерр качнул головой с едва заметным одобрением.
- Нет смысла закрывать глаза на очевидное, - Чарльз кинул короткий взгляд под стол, на свои вцепившиеся в колени пальцы, хватки которых он не чувствовал.
- Обычно люди так и делают, когда их что-то не устраивает.
- Ну, вы утверждаете, что я не совсем человек, - Чарльз шутил, глядя прямо в холодные глаза мужчины напротив, чтобы казалось достовернее. Он был готов поклясться, что тот делает все, чтобы не излучать угрозу, но Чарльз был телепатом. И даже через свои блоки и чужое самообладание, он ощущал что-то мощное и неукротимое, затаившееся до поры где-то в самой глубине. - И кто платит за вашу школу?
- Отчасти – правительство. Мы с ним сотрудничаем, как я уже говорил. Отчасти – используем собственные фонды.
- Это все очень интересно, - рука все же метнулась к виску, давая передохнуть от напряжения, – но какое отношение это имеет ко мне? Я - обычный парень, самое странное во мне – это моя коляска.
- Люди в городе думают иначе.
Чарльзу вспомнился острый взгляд Леншерра, на который он наткнулся еще в машине, отворачиваясь от Смитти за окном.
- О тебе в городе говорят, что тебя нельзя обмануть. Что ты видишь людей насквозь, и даже можешь заставить их сделать то, чего они делать не хотят. Кое-кто даже считает тебя колдуном.
Застывшая улыбка Чарльза стала медленно блекнуть
- Вакабей – всего лишь маленький городок в Зеленых горах. Особо развлечься здесь нечем. Работа, после работы - бар или танцы в клубе. Если захочется разнообразия, можно сходить вместо клуба в кино. Время от времени выбраться в Берлингтон или Мотипилиер и потом целый месяц развлекать соседей рассказами о поездке в столицу штата. Здесь даже новости по телевизору мало кто смотрит – местных они не касаются. Гораздо интереснее, почему Саманта Делинген стала опаздывать на воскресные проповеди, а у Бретта Каррибейна появились мешки под глазами, – Чарльз постарался пожать закаменевшими плечами как можно естественней. – Здесь никто не упустит возможность обсудить чужую жизнь и, если она покажется не слишком интересной, присочинить что-нибудь. Даже колдовство. Лет пять назад на старой ферме жила старуха Рут. Местные девушки постоянно бегали к ней с просьбой приворожить то одного парня, то другого. А все из-за того, что когда-то она отваром из ромашки вылечила дочку своей подруги от простуды, и почти сразу же после этого соседский парень сделал девушке предложение. Я не стал никому рассказывать, что они уже несколько месяцев до этого встречались возле озера по вечерам. В общем… Я всего лишь не позволяю обвешивать себя на рынке и не верю излишне эмоциональным пожилым дамам.
На протяжении этого монолога лицо Леншерра не покидало выражение стоического спокойствия. Нетерпение или раздражение - точно Чарльз не знал, постаравшись наглухо закрыться от чужих эмоций – выдавало лишь мерное постукивание ладонью по столу. И мгновенный, без пауз ответ, стоило Чарльзу умолкнуть.
- Еще говорят, что после того, как пропойца Деннис пытался «начистить тебе рыло», он больше не в состоянии ни на кого поднять руку. Хотя до этого свою жену, детей, да и просто любого, кто попадется ему после второй бутылки на глаза, колотил нещадно. Да и о других чудесах слухи ходят.
Сердце Чарльза рухнуло вниз, а где-то в груди давнее чувство вины налилось тяжестью. Деннис был не очень хорошим человеком, и от поступка Чарльза всем вокруг стало только легче. Но Чарльз запретил себе использовать свои силы таким образом. Он не хотел повторения. Он бы не тронул Денниса. Но когда тот ломился к нему в двери, невнятно обещая надрать задницу за то, что «эта дура Эрин ушла из дому после разговоров с долбанным калекой», Чарльз просто испугался. Сила хлынула потоком, и вместо того, чтобы внушить Деннису нежелание его бить, Чарльз навсегда лишил его способности вообще кого-то ударить. Эрин потом приходила сказать спасибо, а он смотрел в пол и думал, что благодарить тут не за что.
- Я… читаю книжки по психологии. Мне удалось его убедить.
- Разумеется, - улыбка Леншерра была вежливой, она означала, что гость видит ложь хозяина, но правила вежливости мешают ему сказать это вслух.
Чарльзу было наплевать на вежливость. «О других чудесах слухи ходят». Он нервно облизал губы. Ему нужно было знать наверняка, о каких именно.
- Вы не теряли зря времени.
- Мне достаточно было не прерывать их. Ты сам сказал, что люди здесь любят обсудить чужую жизнь.
- Они рассказали вам еще что-то?
- Много чего. Но, думаю, ты уже слышал все это не один раз.
Чарльз впился в Леншерра глазами, стараясь разгадать скрытый в его словах намек, но не уловил ничего - слова оставались словами. И Чарльз медленно отвел взгляд, эхом повторяя недавно услышанное:
- Разумеется.
Повисло молчание. Леншерр явно не собирался больше ничего добавлять, Чарльз не знал, что еще спрашивать. Его рука снова потянулась к виску.
- Мне кажется, иллюзию уже пора снять, Чарльз.
- Простите?
- Чарльз, я сейчас вижу красивый дом, высокую новую ограду и крупную собаку во дворе. Но за время нашего разговора эта собака ни разу не залаяла, а когда я проходил мимо, не подняла головы. Все здесь мне кажется совершенно новым, но на тебе старая одежда и выглядишь ты куда более тощим, чем собака. В коридоре я видел лестницу на второй этаж. Она начищена до блеска и даже на верхних ступенях нет следов пыли, хотя ты говорил, что живешь один, и совершенно ясно, что подниматься ты по ней не можешь. К тому же, ты постоянно хватаешься за висок. Только дурак не догадается, что это необходимо тебе для лучшего контроля своих способностей.
- Послушайте… - Чарльз нервно засмеялся, но закончить ему Леншерр не дал,
- Это ведь настоящая, да?... – он потянулся и взял в руки алюминиевую сахарницу с широким, немного погнутым горлом, из-за которого крышка торчала одним краем вверх. - У нас в школе есть телепат. Раньше мы с ней не очень ладили, поэтому на базовом уровне вмешательство в восприятие я различать научился. Хотя тебя, надо сказать, поймать сложней, чем ее... Так что не мог бы ты сейчас оставить мою голову в покое?
Чарльз его не слышал. Сахарница в руках Леншерра теряла очертания. Сначала она превратилась в блин, затем в тонкую серебристую ленту, которая зазмеилась между пальцами. Лента вползла в ладонь, скрутилась в ракушку, затем стеклась в одну каплю и через секунду выросла прежней сахарницей с идеальной горловиной. Рефлекторно Чарльз схватился за левое колесо коляски. Потрясающе! Потрясающе! Потрясающе! И, выдохнув, отпустил, наконец, разум.
Леншерр оглянулся. Чарльз примерно представлял, как для него это выглядит. Картинка перед глазами таяла, словно отступающая волна. И как отступающая волна оставляет после себя голый берег, так и наведенная иллюзия исчезала, открывая неприглядную действительность. Буйные побеги плюща, не знавшие ножниц уже много лет, оплели ограду плотной сетью и беспорядочно выстреливали вверх. Не находя опоры, они колыхались под порывами ветра в разные стороны и постепенно сгибались под собственным весом. Двор, когда-то чистый и ухоженный, был побит частыми оспинами проросшей из земли травы. Особенно сильно она разрослась возле пустой будки, придя на смену ее бывшему жильцу с влажными глазами и покусанным ухом. На подоконниках и окнах кое-где облупилась краска, занавески посерели от пыли, скопившейся на них за лето, дверцы всех навесных шкафчиков не закрывались и болтались туда-сюда, издавая жалобные звуки. Подтекающий кран, подметенный пол, холодильник, до белизны выскобленный снизу и с легкими разводами вверху после уборки тети Агаты, простая мебель и Чарльз. Впрочем, облик Чарльза как раз не изменился. Ему даже в голову не приходило накидывать иллюзию на себя. Как выяснилось – зря.
- Потрясающе, - Леншерр снова оглянулся.
Что именно «потрясающе» он не пояснил, и Чарльз снова пожал плечами, маскируя свое смущение. По мере сил он старался держать дом в порядке, однако, со стороны обстановка вряд ли выглядела привлекательной.
- Ты еще не завтракал?
- Нет… - смешался Чарльз, - но в холодильнике есть яйца, можно пожарить.
Леншерр открыл холодильник и присел на корточки. Через минуту на Чарльза посыпались уточняющие вопросы, и вскоре возле мойки образовалась небольшая гора из продуктов: яйца, лук, майонез, молоко, мука, немного молока. Затем на плиту был водружен чайник, из угла извлечено ведро, из недр тумбочки появилась кастрюля. Чарльз озадаченно наблюдал за этими манипуляциями. С его точки зрения съедобным из найденного богатства были только яйца, но Леншерр, похоже, считал иначе.
Его уверенное поведение заставляло Чарльза чувствовать себя неуютно в собственной кухне. Дом служил ему панцирем, который годами надежно отгораживал его от внешнего мира. И вдруг по броне поползли трещины. Этого нельзя было допустить.
- Значит, у вас тоже есть сверхспособности.
- Я – мутант, - коротко поправил его Леншерр, нарезая лук и сбрасывая очистки в ведро, которое подтянул к себе ногой.
- Вы управляете металлом?
- Можно и так сказать.
- И как вы этим пользуетесь? – Чарльз склонил голову. Восхищение чужим даром уступило место привычной настороженности. То, что Леншерр оказался мутантом, не гарантировало его порядочности. Силу можно применять по-разному. – Помогаете строить мосты, дома, самолеты, прокладывать без участия техники трубопроводы в вечной мерзлоте?...
- Нет.
Понятно.
- У вас с детства этот дар?
- Да.
Чарльз растерянно закусил губы. Леншерр высыпал в кастрюльку муку, яйца и молоко, и отвечать на вопросы явно не собирался.
- Вы, что, блинчики делаете?
- Да. Я тоже еще не завтракал… А твои способности когда проявились?
- Тоже в детстве. Я упал в овраг.
Мерное постукивание вилки о кастрюлю прекратилось. Леншерр поднял голову.
- В тот же самый?
- Да нет. Этот был возле парка, - Чарльз неожиданно даже для себя рассмеялся – И на следующий день я проснулся телепатом.
А еще перестал ходить, мог бы добавить он, но Леншерра вряд ли интересовали такие подробности. Постукивание возобновилось.
- И твои знакомые решили, что если сбросить тебя в овраг снова, все вернется на круги своя. Лечить подобное подобным. Занятная теория.
- Сомневаюсь, что они думали именно об этом. Они просто вспомнили школьные годы.
Леншерру наверняка многое наговорили о нем в городе, но главного не сказали почти наверняка. Того, с чего начал бы он сам. Со своей феноменальной способности находить неприятности. Казалось бы, что может быть проще? Раз не хочешь выслуживаться, значит спрячься и молчи, не вмешивайся, не привлекай внимания – единственный способ выживания для слабого в стае. Только Чарльз не был слаб. Ворочаясь в постели и изнывая от бессонницы, он раз за разом выпускал свою силу на волю, чтобы скоротать время до рассвета. Он касался сознания и снов людей, спящих в своих домах. Замирал рядом с ними от предчувствия, что может изменить их, войти в их сны и сделать их навсегда другими. Он мог бы стать правителем этого городка. Быть мудрым, кротким, справедливым, получить всеобщую любовь и признательность, заставить людей жить по законам Бога и морали. Он мог бы сам стать для них новым Богом. Стоило только протянуть руку. От этой мысли его бросало в дрожь, и он в ужасе приходил в себя на своей кровати. Он покрывался холодным потом, хватал воздух ртом и не думал ни о контроле над силой, ни о власти. Как заведенный он только клялся себе никогда, никогда, никогда не переступать эту черту. Однако проклятое ощущение всемогущества застряло где-то на самой подкорке, как он ни старался вытравить его изречениями древних философов, размышлениями отцов психоанализа или мудростью Библии. Оно не позволяло ему прятаться, молчать и не вмешиваться, если он считал нужным. И заставляло забывать, что без своей силы, которую он зарекся использовать против людей, он практически беззащитен.
_____________
(1) Кружево дьявола – Daemon lace. Если поменять слова местами, то получится Lacedaemon. На английском это соответствует написанию второго названия Спарты.
Заявка - Эрик|Чарльз. АУ. Эрик - директор школы мутантов, ездит по стране в поиске новых учеников. Чарльз - молодой телепат-инвалид
О пределах добра и зла
читать дальшеНебо цвело глубокой синевой горечавки. Давая себе передышку, Чарльз рассматривал эту чистую синь, пока перед глазами не замельтешили радужные круги. Тогда он глубоко вздохнул и перевернулся на бок. Давление под лопаткой пропало, зато взгляд уперся прямо в покосившееся колесо инвалидного кресла. После второго падения Чарльза оно стояло чуть скособочившись и служило напоминанием о самой главной на данный момент задаче. Чарльз еще раз подтянулся на руках, заставляя задеревеневшее тело сесть, и попытался забраться на кресло. Оно заскрипело, опасно закачалось, но выдержало.
Он потрогал руками подлокотники, посмотрел на колеса. Правое было целым, чего о левом сказать было нельзя. Оно погнулось в нескольких местах, сместилось под углом на оси и теперь упиралось в раму. Чарльз все равно попробовал его провернуть, за что едва не поплатился. Кресло накренилось, но он, наученный последним падением, успел перебросить тело вправо и кое-как восстановил равновесие. Дыхание от волнения сбилось, он тяжело задышал, едва не начав крутить колеса в обратную сторону. Глупец! Тупица! Какой толк в том, чтобы заставить кресло двигаться?! Он находился в неглубоком овражке возле дороги, но для него это было равносильно пребыванию на дне Гранд-Каньона. Самому ему не выбраться.
Пронзительно засвистел дрозд, порыв ветра мазнул по ветвям кустов и траве, швыряя в лицо мелкую шелуху пожухлых листьев и крошку древесной коры. Чарльз зажмурился и тыльной стороной ладони ожесточенно потер глаза. Злость и обида ему не помогут. Он в нескольких десятках миль от города, в овраге, который не виден с дороги, и единственный его шанс сейчас – дождаться какого-нибудь путника и телепатически заставить его сюда спуститься. Потянув руку к виску, Чарльз поморщился от боли, прострелившей спину. Ему повезет, если кто-то проедет здесь через пару часов. Если не повезет, он может прождать до завтрашнего дня.
- Эй! Есть там кто?
Чарльз вздрогнул и быстро прижал пальцы, мимолетно тронув чужой разум, чтобы убедиться, что ему не послышалось.
- Эй!
- Я тут, - крикнул в ответ Чарльз, – сюда!
Наверху возник темный силуэт. Человек постоял, видимо, всматриваясь, а потом легко стал сбегать вниз. Ксавьер напряженно наблюдал за ним, защищая глаза от солнца сложенной «козырьком» рукой, но рассмотреть незнакомца удалось лишь, когда тот подошел почти вплотную. Это был высокий мужчина в коричневой кожаной куртке, с суровым лицом, плотно сжатыми губами и прищуренными пронзительными глазами, тепла в которых было не больше, чем в осеннем ветре, по-прежнему колыхавшем траву и кусты. От чего-то неуловимого в отзвуке чужих эмоций Чарльза передернуло. Он даже подумал, что безопаснее было бы столкнуться с кем-нибудь знакомым из города, хотя тогда его шансы остаться в овраге возросли бы неизмеримо.
- Привет.
- Добрый день, – незнакомец здоровался, уже оглядывая Чарльза, коляску и местность вокруг. - У меня там машина наверху. Сначала я вытащу тебя, а потом подниму коляску.
Синее-синее небо, зеленую траву и аромат леса сменил джип, кожаные сиденья и пропитавший насквозь салон запах сигарет. Трогаясь, машина въехала колесом в яму, и Чарльз небольно впечатался затылком в спинку пассажирского кресла. Только тогда, рефлекторно схватившись за дверную ручку и провожая взглядом полосу примятой травы, которая осталась в том месте, где его столкнули с дороги, он понял, что все закончилось.
Одного облегчения не хватило, чтобы занять его надолго. Вскоре он уже с интересом косился на своего спасителя. Ему был виден четкий профиль, ранние морщины, разлетающиеся от глаз, прямая складка возле рта – и все. Тот вел машину, не отрывая взгляда от трассы и не обращая внимания на своего попутчика.
- Меня зовут Чарльз Ксавьер.
Незнакомец помолчал несколько минут, затем с заметной неохотой представился.
- Эрик Леншерр.
- Я не сказал вам спасибо. Если бы не вы, не знаю, что бы я делал, - Чарльз постарался вложить в свои слова как можно больше признательности, но в ответ дождался лишь безэмоционального кивка. Промучившись молчанием еще какое-то время, он попробовал снова
- До Вакабей еще пара миль вверх по склону. Здесь довольно редко кто-то ездит, поэтому…
- Так ты из Вакабей?
- Да.
- Необычное название.
- Оно индейское. Переводится как «Кружево дьявола», – уловив заинтересованность в голосе Леншерра, Чарльз мгновенно оставил свои бессмысленные благодарности и сменил тему, - так раньше индейцы называли здешние дороги. По их словам когда-то на вершине горы жил злой дух. Однажды он погнался за девушкой и почти схватил ее, как вдруг она сорвала со своего платья кружево и бросила его на землю. И как только кружево коснулось земли, оно превратилось в дорогу такую извилистую, что злой дух безнадежно запутался и потерял девушку из виду.
- Кружево дьявола, значит. Это многое объясняет.
Не сдержавшись, Чарльз фыркнул.
- Что?
- Ничего, – он пожал плечами, – просто подумал, что, наверное, это самая неиндейская из всех индейских легенд, которую можно представить.
Не говорить же, что его развеселили невзначай подслушанные мысли. Вместо того чтобы восторгаться романтикой легенды, Леншерр переставил слова местами и, получив второе название древней Спарты, с мрачной иронией оценил место, где нашел Чарльза(1) . О спартанских обычаях избавляться от больных и увечных, скидывая их со скалы, Леншерр явно знал.
Ксавьер представил себе копье и щит в руках Дерека Мартинсона, и от этой картины ему захотелось фыркнуть снова. Зрелище достойно соперничало с карикатурами, которые Элен Рид рисовала каждое воскресенье для последней полосы их газеты.
- Не думаю, что они даже в курсе, что такое Лакедемон… - Леншерр резко развернулся и уставился на него в упор с нескрываемым любопытством. Чарльз отчаянно зачастил - Просто довольно часто вспоминают про это, когда переводят название города на английский…
Он выдумывал объяснения на ходу, костеря себя за неосторожность. Ведь сколько уже нарывался и все равно машинально отвечал на мысли людей, а не на их слова. Сколько неприятностей ему это уже принесло, а все без толку. От жгучего интереса, которым фонило от Леншерра, Чарльз взмок, его язык стал заплетаться. Но тут машина вильнула, и Леншерр отвернулся, наконец, сосредоточившись на дороге.
За поворотом их ждали Бараньи Скалы. Про них Чарльз помнил целых две легенды, которыми немедленно и поделился – он бы придумал еще и третью, лишь бы отвлечь спутника от опасных мыслей, но тот вдруг перестал отмалчиваться. Машина тихо урчала, взбираясь по крутой дороге, а у них завязался разговор. И пусть говорить приходилось в основном Чарльзу, Леншерр внимательно его слушал, вставляя время от времени короткие замечания. Замолк Чарльз, когда Леншерр будто ненароком осведомился, не замечали ли они в своем городе чего-нибудь странного или необычного.
- Да нет, город как город, - старательно равнодушно ответил Чарльз, хотя его сердце загрохотало как сумасшедшее.
В Вакабей они попали через час. Фактически они въехали в город намного раньше, но одинокие домики, то и дело попадавшиеся на склонах, назвать городом было сложно. Жилые районы начинались много позже, ближе к вершине. Расчищенные улицы, небольшие дома, аккуратно соседствующие друг с другом – маленький форпост цивилизации в окружении гор и густого леса. В таких городках люди наблюдают друг за другом десятилетиями, дети наследуют уклад жизни отцов и с подозрением относятся к любому, кто нарушает привычную картину. Неудивительно, что на машину, медленно прокатившую по центральной улице, народ глазел с долей настороженности, изрядно приправленной восторгом некоторых мальчишек. Чарльз их понимал – новехонький «вагонер» в их глухомани был не меньшим дивом, чем реактивный самолет.
На перекрестке возле аптеки Чарльз заметил лучшего дружка Дерека Мартинсона Смитти. Можно было не сомневаться, что уже к вечеру Дерек будет знать, что «паршивая овца» выбралась из оврага. Ксавьер отвернулся.
- Нам дальше, я скажу где.
Домики стали попадаться все реже и, наконец, по обеим сторонам дороги опять пошли заросли. Когда в зеркалах заднего вида мелькнула и исчезла заброшенная ферма, Леншерр сдержанно заметил.
- Ты же сказал, что живешь в Вакабей.
- Я живу, - как можно беззаботнее ответил Чарльз, потирая висок, - просто чуть-чуть дальше.
Словно в подтверждение его слов дорога закрутилась очередным зигзагом, вынырнула из-под деревьев и превратилась в широкий проезд, упиравшийся в большие ворота. К воротам примыкал забор, увитый плотной завесой зелено-багряного плюща, за забором высился двухэтажный белый дом.
- Неплохо устроился, - присвистнул Леншерр. Его, видимо, впечатлили размеры дома, которые превышали даже некоторые муниципальные здания на главной улице города. – У тебя большая семья?
- Да нет, я живу один. Но ко мне каждый день приходит тетушка. Готовит, убирает… – зазубренная сказка слетала с языка легко и не мешала концентрироваться, – Тяжеловато, конечно, бывает, но я справляюсь. Да и без помощи меня не оставят, если что.
Чарльз перегибал палку, но не мог остановиться. С каждым словом ему становилось все страшней. Старая Агата, знавшая девчонкой еще его мать, действительно приходила и иногда что-то готовила, смахивала тряпкой пыль с мебели, а время от времени даже пыталась постирать. Но ей было уже под восемьдесят, и ее визиты становились все реже и короче. К тому же, на выходных она разболелась, а это означало, что она точно не появится у него ближайшую неделю. И всю эту неделю ему придется пробыть одному со сломанной коляской…
- У тебя есть запасная коляска?
Чарльз нервно дернулся. Этот парень ведь не телепат? И что тогда он использует для концентрации? Жесты, мимику, что-то еще?
- Нет. Как раз заказал новую. Жду, когда привезут, - Ксавьер еще раз потер висок, борясь с желанием залезть к новому знакомому в голову и проверить все наверняка
- Голова разболелась? – перегнувшись через Чарльза, Леншерр открыл двери с его стороны.
- Немного… У меня есть еще одно кресло в ванной. Вы не могли бы…
Чарльз не договорил, не зная толком, что он сейчас собрался предложить - не то чтобы Леншерр сходил за ним, не то, чтобы отнес его туда. Оба предложения выглядели в равной степени нелепыми. Однако страх лишиться возможности передвигаться, хотя бы и в той ограниченной степени, которую обеспечивало душевое кресло, был намного сильнее.
Леншерр, даже не дослушав, ушел отпирать ворота. А когда вернулся, взял Чарльза на руки и отнес в дом.
Душевому креслу достался любопытный взгляд, но к тому моменту Ксавьер чувствовал себя таким вымотанным, что на смущение сил не хватило. Ради всего святого, этот человек его спас и дважды таскал на руках за последние несколько часов, а через пару минут исчезнет из его жизни. Чарльз дождался, пока Леншерр уйдет, и плотно прижал пальцы к виску. Иллюзию надо было создать максимально достоверной, а без привычного жеста у него плохо получалось. Он поступал так уже не один раз, когда встречал представителей соцлужб, приезжавших чтобы проверить, как живет калека. Продемонстрируйте им благополучие, и это отвадит их, если не навсегда, то надолго. И точно избавит от вопросов. И неважно, что незнакомец проявил к нему участие. Это ведь не заслуга Чарльза, а нормальная реакция более сильного на более слабого, попавшего в беду.
Стук в дверь раздался довольно быстро, и Чарльз сунул голову под воду.
- Входите, я только начал умыва…
Дверь распахнулась, прерывая его на полуслове, и в ванную вкатилось кресло, то есть его вкатил Леншерр, но это не имело особенного значения, потому что кресло ехало. Чарльз не поверил своим глазами и нагнулся поближе к левому колесу. Выпрямленному рабочему левому колесу, как будто вчера из магазина. А ведь Чарльз мог бы поклясться, что с погнутым ободом ему придется возиться не один день.
- У тебя во дворе я нашел молоток и решил немного подправить. Надеюсь, ты не против.
Взгляд Чарльза заметался между Леншерром и креслом. Спокойные глаза, едва заметная улыбка - непроницаемое лицо человека, оказавшего незначительную услугу. Лицо человека, который врет. Потому что Чарльз точно знал, что в его иллюзии никакого молотка быть не могло - слишком мелкая и не нужная деталь. А что если… Да нет, бред. Пока Чарльз морочит Леншерру голову иллюзией благополучного дома, Леншерр ему – иллюзией починенного кресла. Телепат, которому даже жесты не нужны для концентрации. Какая ерунда!
- Спасибо.
- Пожалуйста, - Леншерр побарабанил пальцами по истершейся спинке и оглянулся по сторонам, как человек, который из вежливости и так слишком долго задержался, - Ладно, я пойду. Справишься до появления своей тетушки?
Чарльз утвердительно что-то пробормотал, а потом еще долго прислушивался к исчезающему ощущению чужого разума, пока оно не пропало вовсе. После этого он сбросил иллюзию и обессилено привалился головой к стене. Ему казалось, что он в чем-то ошибся. В его монотонной жизни случилось нечто необычное, а он, когда-то мечтавший о таком едва ли не ночи напролет, постарался удрать побыстрее. И, похоже, изрядно преуспел. И теперь впереди его снова ждет лишь серый дом, серые дни и недружелюбные соседи.
Рывком потянув к себе кресло, он попробовал колеса. Они крутились. Никакого обмана.
*
До самого вечера Чарльз бесцельно катался по дому из одной комнаты в другую. Периодически поглядывал на левое колесо, проводил по нему рукой, чувствуя под пальцами гладкий металл. Он никак не мог успокоиться. Его новый знакомый не шел у него из головы. Странным образом даже столкновение в овраг произвело на него меньшее впечатление. То ли потому что подобное случилось не в первый раз, то ли потому, что Чарльз всерьез верил в свою способность удержать ситуацию под контролем несмотря на обстоятельства.
Чарльз развернулся и въехал на кухню, к распахнутому окну с видом на двор. Из него можно было разглядеть большую запущенную клумбу, собачью будку неподалеку и ворота, над которыми нависал старый клен.
На мгновение он снова представил «вагонер» за оградой, и тут же утренние события закрутились перед глазами, как кадры кинопленки. Вот на краю дороги возникает высокий силуэт, вот он рассматривает лицо и слышит голос, вот они беседуют в машине, а затем Леншерр поднимает его на руки и несет домой. На этом месте Чарльз вздрогнул, таким реальным показалось ощущение от хватки на плече. К нему уже сто лет никто кроме тети Агаты не прикасался добровольно.
Усмехнувшись, Чарльз облокотился о подоконник и подпер голову рукой. Как же все-таки всем хочется тепла. Полжизни ты убеждаешь себя, что в нем нет никакой необходимости, а стоит получить хоть каплю, как нежно лелеемый самообман расползается, как старая ветошь. И ты уже готов броситься навстречу человеку, которого, по-хорошему, следовало бы подозревать в желании найти одаренных и использовать их в неизвестных целях. Это в лучшем случае. В худшем, Леншерр мог оказаться охотником за головами, которого какая-нибудь организация наняла для отстрела таких, как Чарльз. Почему-то сомнений в том, что Леншерр может убить, у Ксавьера не возникало.
Предположение было таким абсурдным, что не пугало, а, скорее, щекотало где-то внутри лопающимися пузырьками шампанского. И Чарльз тихо рассмеялся – кто бы мог подумать много лет назад, что у него вообще будет повод о подобном размышлять.
Солнце садилось за кромку леса, пронизывая кроны деревьев золотистыми снопами. На одичавшие розы и цветущий тысячелистник падал мягкий отсвет, и старая неухоженная клумба переливалась россыпью оттенков, словно увядающая красавица, согретая вниманием старого кавалера. Солнечные лучи поглаживали листья с осторожной нежностью, и ничто не напоминало о летнем пекле, которое стояло здесь почти десять лет назад.
*
Белые парашютики тысячелистника с легкостью переносили адскую жару, и мама, почему-то решив, что розы ничем ему не уступают, высаживала на клумбу ровно дюжину отборных кустов. Тетя Агата стояла рядом и выговаривала ей за глупость - ведь хорошо известно, что цветы в августе принимаются плохо. Он сам пристроился с другой стороны и, перекрикивая тетю Агату, упоенно рассказывал, сколько ему удалось пройти по двору без коляски. Да, в то лето он еще мог ходить. Их семья только-только переехала в Вакабей, и Чарльз догуливал последние дни лета перед школой. Как оказалось потом, свои последние беззаботные дни.
Никто не виноват. В конце концов, трудно ожидать от подростков уважительного отношения к мальчишке, который ходит на костылях и едва переставляет ноги. Особенно, если этот мальчишка не желает молчать в ответ на подначки, не хочет знать свое место и помогает девочкам делать домашние задания. За что ему от первой школьной красавицы Розетты Парк достается поцелуй в щеку, а Дерек Мартинсон, сын шерифа и звезда спортивной команде, получает только гримаску на хорошеньком личике в ответ на предложение покататься на папиной машине.
О том, что за этим последовало, догадаться нетрудно. Одноклассники, которые демонстративно пересаживались от него подальше, и дразнилки, которые стали настоящим бичом. Мальчишки изгалялись изо всех сил - «каракатица», «хромуля», «многоножка», но эти прозвища стекали с него, как вода со стекла, пока однажды Чарльз не пришел в школу в коричневом пиджаке и брюках в светлую полоску. Увидев его, Донни Джесней, которой был на год младше Чарльза, затыкал в него пальцем и закричал на весь коридор: «Гляньте-ка, паук-мухолов! Эй, Чарли-спайди, куда еще две ноги дел?». Прозвище прилипло крепко, а дохлые мухи в сумку, на парту, в тарелки с едой посыпались, как из ведра. Подростковые шутки редко бывают добрыми, верно?
Когда ветра с севера становились сильней, и клен возле участка шерифа подергивался багрянцем, Вакабей начинал готовиться к главному городскому празднику - костюмированному параду в честь тех тридцати тысяч солдат, которых Вермонт отправил на войну против конфедератов. Парад завершался ярмаркой, а поздним вечером последние лет десять городские власти устраивали салют.
Первый парад в своей жизни Чарльз должен был пропустить. На уроке истории он имел неосторожность спросить у миссис Колберт, учительницы с тяжелым характером и ядовитым языком, какое отношение их город имеет к противостоянию Севера и Юга, если был основан только 50 лет назад. Это замечание вызывало свист в классе, несколько выкриков: «Ты тупой, да?» и распоряжение миссис Колберт оставаться весь день дома и писать сочинение о роли штата в Гражданской войне.
С ней у Чарльза отношения не складывались с того момента, как взятый Дереком на банальное слабо, он рассказал заезжему журналисту из «Вермонт Таймс» легенду про название города. Легенду он прочитал в какой-то старой хрестоматии из библиотеки и слегка досочинил, добавив местного колорита. Чарльз вещал, журналист зачарованно слушал, и, хотя с точки зрения Чарльза с первого взгляда было видно, что его история не имеет к индейцам никакого отношения, его сказка не вызвала сомнений. А через несколько недель в «Вермонт Таймс» вышла обзорная статья о городках Зеленых гор, в которой центральное место занимал Вакабей и легенда о кружеве дьявола.
К его несчастью, миссис Колберт была преданным подписчиком «Вермонт Таймс» и с трепетом собирала все статьи о родном городе. Последнюю она принесла на урок и, подняв Чарльза на ноги, зачитала ее вслух перед всем классом, изобретательно комментируя каждое слово. Щеки Чарльза алели от стыда за свое вранье и дурость, а больше всего от шепотка по классу, которым ребята делали ставки, сколько он сможет протянуть без костылей. Придурок Дерек ставил доллар, что Чарльз не продержится даже до конца обличительной речи миссис Колберт. Если бы все зависело только от желаний Чарльза, он бы терпел хоть до конца дня, но ноги, лишенные опоры, подвели. Он свалился на пол под общий хохот класса, а миссис Колберт пришлось затем выслушать выговор от директора. Что совсем не улучшило ее отношения к Чарльзу.
Пойти в город на костылях Чарльз не рискнул. В последнее время ноги у него болели все сильней, поэтому гордость пришлось проглотить и перебраться в кресло. Ему потребовался почти час, чтобы самостоятельно добраться до города, но едва он увидел дома, убранные в золотые, синие и зеленые цвета Вермонта, как всю усталость будто сняло рукой. Приключение начиналось!
Он посмотрел парад, побывал на ярмарке, где от души напробовался кленового сиропа, и даже успел удрать от миссис Колберт. Они заметили друг друга почти одновременно, но прежде чем она успела издать хоть звук, Чарльз живо развернул коляску и покатил прочь, ловко затерявшись в толпе. А дальше ему просто не повезло.
Часть этого невезения он выковал собственными руками. Еще до парада он столкнулся с Дереком, который в окружении своей неизменной свиты возвращался со спортивной площадки, и который, конечно же, открыл свой грязный рот. «Эй, Ксавьер, - нахально заявил Дерек, преграждая Чарльзу путь, - я понял, кого ты мне напоминаешь. Я этим летом в Сандер-Крик не вылезал из тира и стрелял точно по таким мишеням. Они тоже ездили на колесиках и работала у них только верхняя половина. – Дерек самодовольно захохотал над своей шуткой и продолжил, обращаясь уже к своим дружкам. - И знаете что? В последний день я ни разу не промазал и выиграл настоящую винтовку. Хозяин тира уже был готов отдать ее мне, но я ему сказал: «Сэр, законодательство штата запрещает несовершеннолетним владеть огнестрельным оружием, поэтому я отказываюсь от своего приза, сэр. Пусть ее попытается выиграть кто-то из взрослых, если сможет»» И бросив на Чарльза злорадный взгляд, Дерек закончил: «Сейчас я вам покажу, как это было». Он выхватил из рук Смитти, который как всегда толкался за его спиной, баскетбольный мяч и швырнул им в Чарльза. Тот увернулся, мяч пролетел мимо и сшиб урну под фонарем. Проезжая колесом по высыпавшемуся на улицу мусору, Чарльз тихо но очень внятно заметил, что если Дерек стрелял именно так, то к тому, что он не получил в Сандер-Крик положенной винтовки, законодательство отношения не имеет.
Ему действительно не повезло. Если бы он уехал с озера чуть раньше. Если бы, опьянев от свободы, он не решил затянуть прогулку до наступления темноты, если бы поехал обычной дорогой, вместо того, чтобы выбрать аллею под пушистыми елями и кленами, все сложилось бы иначе.
Он неторопливо ехал по дорожке, усыпанной опадающей листвой, и с удовольствием смаковал в памяти все события прошедшего дня, как внезапно его окружили. И над ухом раздался злорадный голос Дерека.
- А вот и наш остряк. Привет, Чарли.
- Отвали, Дерек, - Чарльз судорожно вздохнул, но постарался сохранить спокойствие.
- Что ж мы такие невежливые? Разве мама не учила нас хорошим манерам?
- А у него, может, не только ноги усохли, но и мозги тоже? - заржал где-то сзади Смитти, а вслед за ним и все остальные.
Дерек присел рядом с коляской.
- Самого умного из себя строишь, да? - его тон был почти ласковым. – Думаешь, раз ты больной, тебя тронуть никто не посмеет? Жалеть будут? Сейчас я тебя, падла, пожалею. Так пожалею, что ты у меня слезами зальешься, как девка. А ну поехали, - он подскочил на ноги, и обернулся к пацанам, – покатаемся!
Коляску Чарльза покатили по аллее. Они неслись все быстрей и быстрее: пацаны гикали и свистели, коляска попадала колесами в ямы и подскакивала на кочках, опасно накреняясь на поворотах. Чарльза, вцепившегося в подлокотники кресла, мотало из стороны в сторону, словно плохо закрепленный куль. Чарльзу было страшно. Он не собирался ни о чем умолять, но на каждом ухабе ему приходилось кусать губы, чтобы из его рта мимо воли не вырвались унизительные просьбы. А Дерек все не унимался, подгоняя приятелей.
- Быстрее давай, быстрее!!!
И они неслись еще быстрее, пока на полном ходу не подлетели к овражку на окраине городского парка. Там пацаны, наконец, остановились, отдуваясь и пофыркивая, словно загнанные молодые кони. Даже Дерек устал. Он упирался руками в колени и никак не мог выровнять дыхание.
- Выдержал, - только и билось у Чарльза в голове. – Выдержал.
Дерек поднял голову, уставившись на него в темноте злыми блестящими глазами. И Чарльз, невольно прижимаясь к спинке кресла, понял, что сказал это вслух.
- Ни хрена ты не выдержал, - медленно зашипел Мартинсон, - мы еще даже не начинали.
Он выпрямился и осмотрелся. Его взгляд упал на склон у Чарльза за спиной.
- Смитти, а ну давай-ка столкни его вниз. Робин, – крикнул он еще одному парню, – помоги ему. Проедешься по горке, Ксавьер, тебе понравится.
Смитти подскочил к коляске, но Робин заколебался и пробормотал:
- Дерек, так он же того...
Смитти толкнул в его в бок
- Ты сам-то сколько здесь на велике съезжал и ничего с тобой не было. Отделается синяками, потом знать будет, как на Дерека тявкать. Не дрейфь.
Робин пожал плечами и взялся за спинку.
- О, пацаны, – встрял, кажется, Джек Карнейма, если Чарльз правильно опознал голос, – а давайте с разбега, так прикольней будет.
Предложение было встречено одобрительным гулом, и коляску Чарльза стали оттаскивать от оврага
-Хочешь что-то сказать Ксавьер? – Дерек ухмылялся, глядя на застывшего в кресле Чарльза, который молча слушал все эти перепалки. – Голосок, что ли, от страха потерял? Ни о чем не хочешь меня попросить?
Чарльз только посмотрел на него в ответ, и Дерек, зло цыкнув сквозь зубы, крикнул:
«Давай!».
Смитти с Робином разбежались, а возле самого края оврага отпустили коляску, подтолкнув ее изо всех сил, и Чарльз на всей скорости полетел вниз. Почти сразу же коляска подскочила на какой-то неровности, и его выбило из нее на землю. Он катился по склону, трава и ветки хлестали его по лицу и рукам, а заплетающиеся ноги неловко подворачивались, но последнее, что он чувствовал, теряя сознанием, были не боль пополам с ужасом, а какое-то бешеное злое удовольствие, которое обрушилось на него неизвестно откуда.
Он пришел в себя от тихого разговора и ощущения тревоги, казавшейся острой и до ужаса чужой.
- Куда смотрел этот твой Бог? - тихий и полный слез голос принадлежал маме.
- Дела Господни только ему ведомы, – а этот сердитый - тёте Агате. – Он знает, что делает. Есть, значит, за что наказывать.
- Да за что же? Что такого может сделать ребенок, чтобы отнимать у него ноги? - вскинулась мама, но тетя Агата тут же грозно зашипела на нее.
- А ну, цыц, разбудишь! Ребенок, может, и ничего. А ты нагрешить успела достаточно. За твои, значит, грехи расплачивается. И не ропщи. Ибо сказано в книге Иова «Наказания Вседержителева не отвергай». Помолись лучше за исцеление.
Чарльз хотел попросить их не ссориться - с ним все будет в порядке, ему ведь не первый раз в больнице лежать - но даже не успел приподнять тяжеленные веки, как снова начал проваливался в забытье. В вязкий сон его сопровождал отчаянный голос мамы: «И за что это ему? Скажи, Господи, за что? Лучше бы это я оказалась на его месте. Ну почему, Господи?», и монотонный яростный тети Агаты: «Ибо он причиняет раны, и Сам обвязывает их, Он поражает, и Его же руки врачуют»...
Только звучали они как-то странно. У него в голове.
Когда он очнулся в следующий раз, никаких голосов в голове не было. Мама с тетей Агатой сидели возле постели и улыбались. Впору было подумать, что все это ему примерещилось. И Чарльз думал, или, скорее, забыл до следующего утра, когда в его палату ворвался Джон Мартинсон, волоча за собой Дерека. Шериф навис над его кроватью, разом заняв пол-палаты, и схватив сына за ухо, развернул лицом к Чарльзу.
- Смотри на то, что наделал, идиот! - рявкнул Джон, указывал свободной рукой на ноги Чарльза. – Тебе драк со своими дружками мало было?! Ты теперь на калек перешел, чтобы сдачи не давали?! Я тебя чему с детства учил, а ты меня теперь перед всем городом позорить будешь! А ну извиняйся! Извиняйся, кому сказал!
Дерек кривился в страдальческой гримасе, поднимаясь на цыпочки и вцепляясь в отцовское предплечье, чтобы хоть чуть-чуть облегчить боль, но выражение лица было непримиримым. Однако Чарльз, как наяву, слышал бившееся где-то у него голове:
«Я не хотел. Я, правда, такого не хотел». И острое чувство стыда и сожаления, которое не могли замаскировать даже обида на отца за прилюдное унижение. Наверное, именно тогда Чарльз и попал в эту ловушку.
- Все нормально, - тихо прошептал он, неверяще глядя на Дерека широко распахнутыми глазами. Вина того, кто казался ему всего лишь испорченным эгоистичным придурком, прошивала его изнутри иголками, - все хорошо, он не виноват. Так просто получилось.
Эмоции сменились настолько неожиданно, что Чарльз не успел толком ничего не понять. Вместо того, чтобы принять предложенный мир, Дерек зыркнул на него исподлобья с таким бешенством и презрением, что Чарльза вдавило в постель.
А над ними все гудел бас Мартинсона-старшего
- Не виноват? Он у меня на свою задницу месяц не сядет за это «не виноват»! А ты поправляйся, сынок - чтобы в следующем году играл в футбол с моим оболтусом...
*
Тревожный сон смыло, как то разом. Чарльз потер глаза, осознавая понемногу, что всю ночь проспал в кресле, уронив голову на руки. На улице занимался рассвет, утренний воздух неприятно холодил плечи, заставляя жалеть о забытом в спальне пледе, а с дороги все громче доносился гул мотора. Что заставило Чарльза сконцентрироваться, найти чужой разум и легким касанием накинуть на дом иллюзию, он и сам бы не мог сказать, но, когда из-за поворота вырулил темный «вагонер», Чарльз понял, что поступил правильно.
*
Где-то в чаще отрывисто засвистела танагра, завидев, наверное, припозднившуюся с охоты сову. Запела древесница, и сразу же откликнулась щебетом горихвостка. Остро и пряно пахло наступившей осенью, и на подоконнике после холодной ночи оседали капли росы. К Чарльзу неспешно направлялся человек, лица которого он не мог рассмотреть со своего места. И Чарльз снова и снова думал, насколько вчера оказался прав – встретить кого-нибудь из старых городских знакомых было бы безопаснее.
- Привет, - непринужденно кивнул ему подошедший Леншерр, как будто считал свой приезд в эту рань нормальным.
- Привет, - отозвался Чарльз, как будто был с ним согласен.
- Пустишь в дом?
- Да… Да.
Пока Леншерр открывал двери и искал дорогу на кухню, Чарльз подъехал к столу и, расправив зачем-то клеенку, сложил немного вспотевшие ладони на коленях. Он напоминал себе сейчас ребенка, которого привели в гости к строгой бабушке и не объяснили, как себя вести. И которого страх совершить ошибку сковывал по рукам и ногам. Сравнение получилось объективно нелепым - его ноги уже давно ничего не боялись – и это помогло немного расслабиться.
Леншерр вошел уверенно, шумно, как обычно входят на свою, знакомую до дюйма территорию, а потому не боятся задеть ни веник, почти съехавший по стене на пол, ни чашки, расставленные в опасной близости от края мойки. Сам Чарльз всегда ездил аккуратно, проверяя, порой, по нескольку раз, не свалит ли на пол какой-нибудь неубранный предмет, если неловко развернется.
- Ты рано встаешь.
Отодвинув стул, Леншерр устроился напротив. Теперь их разделяла большая массивная столешница, и они смотрели друг другу в лицо, как главы противоборствующих государств на самой грани неустойчивого мира. И все надежды Чарльза – если они были - на то, что это просто дружеская встреча, истаяли под гнетом обстановки.
- Зачем вы приехали, Эрик?
- Я директор школы для людей со сверхспособностями, - немедленно перешел к делу Леншерр, сразу же обжигая иронией, как крапивой, на последних словах. – Так нас называет правительство. Я предпочитаю слово «мутанты», так как за эти «сверхспособности», – ирония вновь возникла и исчезла, – отвечают мутировавшие гены. Подробности, если они тебя заинтересуют, ты можешь потом узнать у Хэнка Маккоя – это наш главный ученый теоретик. Я же занимаюсь взаимодействием с людьми и поиском новых мутантов. Хочу предложить им возможность жить среди своих и учиться обращаться со своими силами.
- И вы думаете, я в это поверю?
Попался, попался, попался, колотилось у Чарльза в голове, пока он приклеенной улыбкой пытался убедить Леншерра в собственной невозмутимости. От полной паники его спасла необходимость держать концентрацию, чтобы иллюзия дома не распалась перед глазами собеседника на куски. Тогда ему точно будет не выкрутиться.
- Вначале мне мало кто верит.
- Наверное, это потому, что вы не похожи на директора школы, если только она не называется Уэст-Пойнт. Правда, тогда бы вас тут не было.
- А ты не имеешь привычки жалеть себя, - Леншерр качнул головой с едва заметным одобрением.
- Нет смысла закрывать глаза на очевидное, - Чарльз кинул короткий взгляд под стол, на свои вцепившиеся в колени пальцы, хватки которых он не чувствовал.
- Обычно люди так и делают, когда их что-то не устраивает.
- Ну, вы утверждаете, что я не совсем человек, - Чарльз шутил, глядя прямо в холодные глаза мужчины напротив, чтобы казалось достовернее. Он был готов поклясться, что тот делает все, чтобы не излучать угрозу, но Чарльз был телепатом. И даже через свои блоки и чужое самообладание, он ощущал что-то мощное и неукротимое, затаившееся до поры где-то в самой глубине. - И кто платит за вашу школу?
- Отчасти – правительство. Мы с ним сотрудничаем, как я уже говорил. Отчасти – используем собственные фонды.
- Это все очень интересно, - рука все же метнулась к виску, давая передохнуть от напряжения, – но какое отношение это имеет ко мне? Я - обычный парень, самое странное во мне – это моя коляска.
- Люди в городе думают иначе.
Чарльзу вспомнился острый взгляд Леншерра, на который он наткнулся еще в машине, отворачиваясь от Смитти за окном.
- О тебе в городе говорят, что тебя нельзя обмануть. Что ты видишь людей насквозь, и даже можешь заставить их сделать то, чего они делать не хотят. Кое-кто даже считает тебя колдуном.
Застывшая улыбка Чарльза стала медленно блекнуть
- Вакабей – всего лишь маленький городок в Зеленых горах. Особо развлечься здесь нечем. Работа, после работы - бар или танцы в клубе. Если захочется разнообразия, можно сходить вместо клуба в кино. Время от времени выбраться в Берлингтон или Мотипилиер и потом целый месяц развлекать соседей рассказами о поездке в столицу штата. Здесь даже новости по телевизору мало кто смотрит – местных они не касаются. Гораздо интереснее, почему Саманта Делинген стала опаздывать на воскресные проповеди, а у Бретта Каррибейна появились мешки под глазами, – Чарльз постарался пожать закаменевшими плечами как можно естественней. – Здесь никто не упустит возможность обсудить чужую жизнь и, если она покажется не слишком интересной, присочинить что-нибудь. Даже колдовство. Лет пять назад на старой ферме жила старуха Рут. Местные девушки постоянно бегали к ней с просьбой приворожить то одного парня, то другого. А все из-за того, что когда-то она отваром из ромашки вылечила дочку своей подруги от простуды, и почти сразу же после этого соседский парень сделал девушке предложение. Я не стал никому рассказывать, что они уже несколько месяцев до этого встречались возле озера по вечерам. В общем… Я всего лишь не позволяю обвешивать себя на рынке и не верю излишне эмоциональным пожилым дамам.
На протяжении этого монолога лицо Леншерра не покидало выражение стоического спокойствия. Нетерпение или раздражение - точно Чарльз не знал, постаравшись наглухо закрыться от чужих эмоций – выдавало лишь мерное постукивание ладонью по столу. И мгновенный, без пауз ответ, стоило Чарльзу умолкнуть.
- Еще говорят, что после того, как пропойца Деннис пытался «начистить тебе рыло», он больше не в состоянии ни на кого поднять руку. Хотя до этого свою жену, детей, да и просто любого, кто попадется ему после второй бутылки на глаза, колотил нещадно. Да и о других чудесах слухи ходят.
Сердце Чарльза рухнуло вниз, а где-то в груди давнее чувство вины налилось тяжестью. Деннис был не очень хорошим человеком, и от поступка Чарльза всем вокруг стало только легче. Но Чарльз запретил себе использовать свои силы таким образом. Он не хотел повторения. Он бы не тронул Денниса. Но когда тот ломился к нему в двери, невнятно обещая надрать задницу за то, что «эта дура Эрин ушла из дому после разговоров с долбанным калекой», Чарльз просто испугался. Сила хлынула потоком, и вместо того, чтобы внушить Деннису нежелание его бить, Чарльз навсегда лишил его способности вообще кого-то ударить. Эрин потом приходила сказать спасибо, а он смотрел в пол и думал, что благодарить тут не за что.
- Я… читаю книжки по психологии. Мне удалось его убедить.
- Разумеется, - улыбка Леншерра была вежливой, она означала, что гость видит ложь хозяина, но правила вежливости мешают ему сказать это вслух.
Чарльзу было наплевать на вежливость. «О других чудесах слухи ходят». Он нервно облизал губы. Ему нужно было знать наверняка, о каких именно.
- Вы не теряли зря времени.
- Мне достаточно было не прерывать их. Ты сам сказал, что люди здесь любят обсудить чужую жизнь.
- Они рассказали вам еще что-то?
- Много чего. Но, думаю, ты уже слышал все это не один раз.
Чарльз впился в Леншерра глазами, стараясь разгадать скрытый в его словах намек, но не уловил ничего - слова оставались словами. И Чарльз медленно отвел взгляд, эхом повторяя недавно услышанное:
- Разумеется.
Повисло молчание. Леншерр явно не собирался больше ничего добавлять, Чарльз не знал, что еще спрашивать. Его рука снова потянулась к виску.
- Мне кажется, иллюзию уже пора снять, Чарльз.
- Простите?
- Чарльз, я сейчас вижу красивый дом, высокую новую ограду и крупную собаку во дворе. Но за время нашего разговора эта собака ни разу не залаяла, а когда я проходил мимо, не подняла головы. Все здесь мне кажется совершенно новым, но на тебе старая одежда и выглядишь ты куда более тощим, чем собака. В коридоре я видел лестницу на второй этаж. Она начищена до блеска и даже на верхних ступенях нет следов пыли, хотя ты говорил, что живешь один, и совершенно ясно, что подниматься ты по ней не можешь. К тому же, ты постоянно хватаешься за висок. Только дурак не догадается, что это необходимо тебе для лучшего контроля своих способностей.
- Послушайте… - Чарльз нервно засмеялся, но закончить ему Леншерр не дал,
- Это ведь настоящая, да?... – он потянулся и взял в руки алюминиевую сахарницу с широким, немного погнутым горлом, из-за которого крышка торчала одним краем вверх. - У нас в школе есть телепат. Раньше мы с ней не очень ладили, поэтому на базовом уровне вмешательство в восприятие я различать научился. Хотя тебя, надо сказать, поймать сложней, чем ее... Так что не мог бы ты сейчас оставить мою голову в покое?
Чарльз его не слышал. Сахарница в руках Леншерра теряла очертания. Сначала она превратилась в блин, затем в тонкую серебристую ленту, которая зазмеилась между пальцами. Лента вползла в ладонь, скрутилась в ракушку, затем стеклась в одну каплю и через секунду выросла прежней сахарницей с идеальной горловиной. Рефлекторно Чарльз схватился за левое колесо коляски. Потрясающе! Потрясающе! Потрясающе! И, выдохнув, отпустил, наконец, разум.
Леншерр оглянулся. Чарльз примерно представлял, как для него это выглядит. Картинка перед глазами таяла, словно отступающая волна. И как отступающая волна оставляет после себя голый берег, так и наведенная иллюзия исчезала, открывая неприглядную действительность. Буйные побеги плюща, не знавшие ножниц уже много лет, оплели ограду плотной сетью и беспорядочно выстреливали вверх. Не находя опоры, они колыхались под порывами ветра в разные стороны и постепенно сгибались под собственным весом. Двор, когда-то чистый и ухоженный, был побит частыми оспинами проросшей из земли травы. Особенно сильно она разрослась возле пустой будки, придя на смену ее бывшему жильцу с влажными глазами и покусанным ухом. На подоконниках и окнах кое-где облупилась краска, занавески посерели от пыли, скопившейся на них за лето, дверцы всех навесных шкафчиков не закрывались и болтались туда-сюда, издавая жалобные звуки. Подтекающий кран, подметенный пол, холодильник, до белизны выскобленный снизу и с легкими разводами вверху после уборки тети Агаты, простая мебель и Чарльз. Впрочем, облик Чарльза как раз не изменился. Ему даже в голову не приходило накидывать иллюзию на себя. Как выяснилось – зря.
- Потрясающе, - Леншерр снова оглянулся.
Что именно «потрясающе» он не пояснил, и Чарльз снова пожал плечами, маскируя свое смущение. По мере сил он старался держать дом в порядке, однако, со стороны обстановка вряд ли выглядела привлекательной.
- Ты еще не завтракал?
- Нет… - смешался Чарльз, - но в холодильнике есть яйца, можно пожарить.
Леншерр открыл холодильник и присел на корточки. Через минуту на Чарльза посыпались уточняющие вопросы, и вскоре возле мойки образовалась небольшая гора из продуктов: яйца, лук, майонез, молоко, мука, немного молока. Затем на плиту был водружен чайник, из угла извлечено ведро, из недр тумбочки появилась кастрюля. Чарльз озадаченно наблюдал за этими манипуляциями. С его точки зрения съедобным из найденного богатства были только яйца, но Леншерр, похоже, считал иначе.
Его уверенное поведение заставляло Чарльза чувствовать себя неуютно в собственной кухне. Дом служил ему панцирем, который годами надежно отгораживал его от внешнего мира. И вдруг по броне поползли трещины. Этого нельзя было допустить.
- Значит, у вас тоже есть сверхспособности.
- Я – мутант, - коротко поправил его Леншерр, нарезая лук и сбрасывая очистки в ведро, которое подтянул к себе ногой.
- Вы управляете металлом?
- Можно и так сказать.
- И как вы этим пользуетесь? – Чарльз склонил голову. Восхищение чужим даром уступило место привычной настороженности. То, что Леншерр оказался мутантом, не гарантировало его порядочности. Силу можно применять по-разному. – Помогаете строить мосты, дома, самолеты, прокладывать без участия техники трубопроводы в вечной мерзлоте?...
- Нет.
Понятно.
- У вас с детства этот дар?
- Да.
Чарльз растерянно закусил губы. Леншерр высыпал в кастрюльку муку, яйца и молоко, и отвечать на вопросы явно не собирался.
- Вы, что, блинчики делаете?
- Да. Я тоже еще не завтракал… А твои способности когда проявились?
- Тоже в детстве. Я упал в овраг.
Мерное постукивание вилки о кастрюлю прекратилось. Леншерр поднял голову.
- В тот же самый?
- Да нет. Этот был возле парка, - Чарльз неожиданно даже для себя рассмеялся – И на следующий день я проснулся телепатом.
А еще перестал ходить, мог бы добавить он, но Леншерра вряд ли интересовали такие подробности. Постукивание возобновилось.
- И твои знакомые решили, что если сбросить тебя в овраг снова, все вернется на круги своя. Лечить подобное подобным. Занятная теория.
- Сомневаюсь, что они думали именно об этом. Они просто вспомнили школьные годы.
Леншерру наверняка многое наговорили о нем в городе, но главного не сказали почти наверняка. Того, с чего начал бы он сам. Со своей феноменальной способности находить неприятности. Казалось бы, что может быть проще? Раз не хочешь выслуживаться, значит спрячься и молчи, не вмешивайся, не привлекай внимания – единственный способ выживания для слабого в стае. Только Чарльз не был слаб. Ворочаясь в постели и изнывая от бессонницы, он раз за разом выпускал свою силу на волю, чтобы скоротать время до рассвета. Он касался сознания и снов людей, спящих в своих домах. Замирал рядом с ними от предчувствия, что может изменить их, войти в их сны и сделать их навсегда другими. Он мог бы стать правителем этого городка. Быть мудрым, кротким, справедливым, получить всеобщую любовь и признательность, заставить людей жить по законам Бога и морали. Он мог бы сам стать для них новым Богом. Стоило только протянуть руку. От этой мысли его бросало в дрожь, и он в ужасе приходил в себя на своей кровати. Он покрывался холодным потом, хватал воздух ртом и не думал ни о контроле над силой, ни о власти. Как заведенный он только клялся себе никогда, никогда, никогда не переступать эту черту. Однако проклятое ощущение всемогущества застряло где-то на самой подкорке, как он ни старался вытравить его изречениями древних философов, размышлениями отцов психоанализа или мудростью Библии. Оно не позволяло ему прятаться, молчать и не вмешиваться, если он считал нужным. И заставляло забывать, что без своей силы, которую он зарекся использовать против людей, он практически беззащитен.
_____________
(1) Кружево дьявола – Daemon lace. Если поменять слова местами, то получится Lacedaemon. На английском это соответствует написанию второго названия Спарты.
@темы: не канцеляритом единым
-
-
05.10.2011 в 21:47-
-
05.10.2011 в 21:48-
-
05.10.2011 в 21:48-
-
05.10.2011 в 21:49-
-
05.10.2011 в 21:49-
-
08.10.2011 в 04:19бывает же, не фик, а шедевр!
очень понравилось, как Вы пишете
спасибо Вам большое, ellssa
история очень проникновенная, Чарльз все такой же пацифист(несмотря на то,что вырос не в замке и роскоши), а Эрик все такая же мятежная душа
действительно яркий рассказ, перед глазами встают картинки и верится во все
-
-
08.10.2011 в 09:18Мне хочется верить, что у обоих героев есть убеждения или черты характера, уж не знаю, как правильней назвать, которые не могут сильно изменится, в какую бы реальность оба ни попали.
-
-
08.04.2012 в 19:04Спасибо вам огромное за эту потрясающую историю. Вы ярко, сильно, и так пронзительно пишете, что слов нет...
Поэтому просто спасибо )
-
-
08.04.2013 в 23:32Леншерр, рассказывающий мальчишке-инвалиду о боевом применении телепатов, чтобы проверить его реакцию, прекрасен. )))) Особенно радует то, что в этот раз он говорит не всерьез. 0_0 Хотя Магнето остается Магнето, даже живя жизнью школьного учителя.
ellssa, спасибо за текст. ))
-
-
08.04.2013 в 23:40Чертовски приятно, когда спустя полтора года узнаешь, что кому-то нравятся твои фики.
Честно скажу, что вот к этому фику я хочу написать продолжение
в пяти частях
, но меня вечно что-то отвлекает.-
-
09.04.2013 в 00:22Если через полтора года после написания фика вас еще не оставила мысль о продолжении, то это уже обнадеживает.
-
-
09.04.2013 в 20:35-
-
01.06.2014 в 04:22Все эти нюансы человеческих взаимоотношений, этические муки Чарльза, его ответственность за использование своих способностей - почитав ваш джен, я теперь жадно хочу найти хоть какой-то слэш
-
-
01.06.2014 в 11:18слэш должен был быть в продолжении как раз этого фика, за которое я никак не возьмусь, к сожалению )
-
-
01.06.2014 в 17:06-
-
14.06.2014 в 14:40-
-
14.06.2014 в 19:01вам спасибо, что прочитали
-
-
29.07.2014 в 11:51Надеюсь, вы продолжите написание
-
-
12.12.2014 в 03:16-
-
16.06.2016 в 21:14-
-
17.06.2016 в 18:26-
-
17.06.2016 в 19:28